Пролог Далекое будущее Верховный
Разум – вот единственный законный наследник вселенной. Эмоция – сбой в его матрице. Любовь – самый опасный из всех вирусов.
Я стоял в Зале Безмолвных и смотрел на новую партию клонов. Идеальные тела. Абсолютно стерильное сознание. Никаких следов аффектов, никаких намёков на привязанность. Чистый лист. Именно таким и должно быть будущее человечества. Мы изгнали хаос чувств, вырезали раковую опухоль страстей и построили утопию, где ничто не угрожает логике и порядку. Но система дала сбой.
«Феномен Ноль» – так мы назвали это в отчётах. Каждое новое поколение клонов, созданное за последний цикл, демонстрирует необъяснимый регресс. Они функциональны, но… пусты. В них нет даже тени любопытства, базового инстинкта выживания, намёка на волю. Они – биороботы, и их пустота начинает угрожать стабильности всей нашей цивилизации. Без внутреннего огня любая система обречена на энтропию.
Именно поэтому я санкционировал проект «Генезис». Двое наших лучших умов – архивариус Лоран и пилот Илария – получили приказ. Они отправятся в запретные зоны, к самым истокам жизни, чтобы найти причину сбоя и устранить её. Они верят, что ищут способ «оживления» клонов. Они не знают главного.
Лоран подозревает, что ответ кроется в древних мифах о «Любви». Он почти прав. Именно поэтому за ним ведётся тотальное наблюдение. Если его изыскания подтвердят мою главную гипотезу, это будет означать, что «Феномен Ноль» – не сбой. Это – возвращение. Возвращение того, что мы так тщательно изгнали.
И если это так, то проект «Генезис» сменит свою цель. Лоран и Илария станут не спасителями, а охотниками. Они получат новый приказ: найти источник этой «Любви»… и уничтожить его. Ибо мы либо исправим эту ошибку мироздания, либо сотрём её с лица галактики. Ради будущего, построенного на разуме, я готов на всё. Даже на величайшее преступление – уничтожение самой души вселенной.
Часть 1 Где-то на краю мироздания
Холод был моей первой мыслью. Вернее, не мыслью, а ощущением, из которого я медленно всплывал, как из глубин океана. Он не был враждебным, этот холод. Он был… привычным. Колыбелью. Покровом, под которым я отдыхал, пока галактики закручивались в новых спиралях, а звезды рождались и умирали.
Я лежал, вжавшись в лунный свет. Нет, не вжимался. Я был его частью. Мое тело, огромное, тяжелое, обросшее за время сна еще более густой белой шерстью, впитывало сияние четырех розоватых лун. Их свет лился на меня сквозь прозрачный купол пещеры, что служила мне усыпальницей и лоном для нового рождения. Безмолвие было абсолютным. Тишина между мирами.
