Наверное, то же самое чувствует бог.
Мне достаточно одного взгляда на вытянутую руку, чтобы узнать число волосяных фолликул на ее тыльной стороне. Я могу различать и количественно оценивать темные андрогенные волоски и едва заметные пушковые волосы.
«Пушок» по-латыни vellus. Я вызываю в памяти страницу из «Анатомии Грея»[1], откуда узнал это латинское слово, – и вижу изображение фолликула. Кроме того, я помню текстуру и переплетение волокон бумаги. Направленный на нее слабый свет настольной лампы. Запах сандалового дерева от девушки, сидящей через три стула от меня. Я помню все подробности с идеальной четкостью, хотя эпизод абсолютно пустячный, ничем не примечательный. Тем не менее он запечатлелся в каких-то мозговых клетках моего гиппокампа, как и все другие мгновения жизни. Я по своему желанию могу активизировать нейроны и перемещаться во времени, оживляя тот день во всей полноте чувств.
Один из многих незначительных дней в Гарварде тридцать восемь лет назад.
Если говорить точнее, то тридцать восемь лет, четыре месяца, пятнадцать часов, пять минут и сорок две секунды назад. Сорок три. Сорок четыре.
Я опускаю руку и чувствую, как удлиняется и сжимается каждая отдельная мышца.
Мир несется на меня.
Манхэттен, угол 42-й и Лексингтон. Шум машин и строительных работ, бредущая толпа, холодный декабрьский воздух, на несколько секунд – когда отворяется дверь кафе – рулады Бинга Кросби, поющего «Silver Bells»[2], вонь автомобильных выхлопов, фалафеля[3] и мочи. Ощущения, бьющие через край, чистые, ошеломляющие.
Словно ты спускался по лестнице, на которой нет последней ступени, и оказался не на твердом полу, а провалился в пустоту.
Словно ты сидел на стуле, а потом понял, что это кабина истребителя, несущегося с тройной скоростью звука.
Словно ты поднял лежащую шляпу и обнаружил под ней отрубленную голову.
Паника иссушает мою кожу, паника охватывает мое тело. Моя эндокринная система впрыскивает адреналин в кровь, зрачки расширяются, сфинктер сжимается, пальцы складываются в кулаки…
Контроль.
Баланс.
Дыхание.
Мантра: «Ты доктор Эйбрахам Каузен. Ты первый в истории человечества стер границу между обычными людьми и анормальными. Твоя сыворотка некодирующих РНК радикально изменила твою экспрессию генов. Ты был гением по любым меркам, а теперь стал чем-то бо́льшим.
Ты сверходаренный».
Люди проходят мимо меня, а я стою на углу и вижу вектор каждого. Могу предсказать мгновения, когда они пересекутся, споткнутся, когда замедлят шаг, когда у них зачешется локоть. Если захочу, то смогу свести все к линиям перемещения и силы, создать интерактивную карту, на которой словно переплету нити ткани.
