Зачем они это делают?
У них нет прошлого и нет будущего, а только настоящее. Им скармливают ценности, а они с готовностью хватаются за них, соглашаясь на контроль. Самое странное, что они даже понимают это, но не пытаются ничего изменить. Не пытаются, потому что им сказали: «У вас ничего не получится. Так никто не делает. Ты что, самый умный?» И они поверили, ведь они невероятно доверчивы.
Некоторые, конечно, пытаются. Но их поддержка – это лишь лицемерный крик из-за угла: «Давай, у тебя получится!» Втайне они молятся, чтобы у него не вышло. Потому что если получится, то придётся что-то делать им самим. А это не в их правилах. Им проще сказать: «Ну, я же говорил, ничего не выйдет», и продолжать жить своей контролируемой жизнью.
Порядок не касается тех, кто его устанавливает. Другие, те, кто всё это придумал, не подчиняются. Их смысл существования строится на одном фундаментальном принципе – на абсолютном, тотальном контроле.
Так устроен мир. И, поверь мне, изменить его по их правилам невозможно. Ты либо такой, как все, либо другой. Ты либо управляем, либо управляешь. Третьего не дано.
Есть только один способ всё изменить. Он будет болезненным. Он принесёт страдания. И ты никогда не будешь частью их «нормального» мира. Но только так ты сможешь изменить всё. Мне жаль, но другого выхода нет.
Молодой мужчина монотонно, спокойным и тихим голосом произнёс это, глядя прямо в глаза своему двухмесячному сыну, лежащему в детской коляске. Ребенок, даже не подозревая, какое будущее его ждёт, спокойно лежал под мягким светом стальной лампы.
Недалёкое будущее
Оглушающий свет ворвался сквозь веки Стаса, острый, как осколок стекла. Тонкий звон в ушах, сначала едва уловимый, разливался по нервам, возвращая жизнь в онемевшее тело. Звук стал резким, почти невыносимым, будто игла в висках. Глаза распахнулись, поймав слепящее пятно на потолке – треугольная лампа в больничной палате, пропахшей антисептиком и металлом. Тело рванулось вверх, подхваченное чужой волей. Стас сел: ноги неподвижны, руки вцепились в матрас, взгляд метнулся к соседней койке. Там лежал смуглый парень с вьющимися чёрными волосами, неподвижный, словно во сне.
Тишина палаты дрожала от глухого жужжания аппаратуры, следящей за их пульсом. Мониторы мигали зелёными цифрами, отбрасывая тени на белые стены, исцарапанные временем.
– Бон, вставай, – тихо сказал Стас, голос хриплый, но твёрдый. – Нельзя здесь задерживаться.
– Откуда знаешь, что я не сплю? – прошептал Бон, лениво переворачиваясь на бок. Его карие глаза блеснули насмешкой, как в старые добрые дни. – Хотя… дурацкий вопрос.
