Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.
Зигмунд Фрейд
Сквозь затканное туманом сознание пробивался женский голос, надломленный:
– Тишина давит. Темно, хоть глаз выколи. Каждый удар изнутри сотрясает все тело, словно сердце вот-вот выскочит из груди – или совсем остановится. Господи, дай только сил! Ногти впиваются в ладонь даже сквозь ткань перчатки. Священный костер Инквизиции, где ересь сгорает дотла. Что же предали мы пламени, что питается болью, как воздухом? Почти догорело. Неужели свободен? Неужели он будет жить?
Голосу вторил мужской – тихий, бесстрастный:
– Тишина давит. Темно, хоть глаз выколи. Боль, должно быть, так велика, что я перестал различать. Дышать разучился… Смотрю на клубы белесого дыма, и огонь выжигает из души клеймо чернокнижника. Пламени отдал половину себя… Одно слово живо во всех языках: аллилуйя!..
* * *
Вовремя остановив руку жены, Себастьян Ричардс спас костюм от неминуемой порчи.
– Эй, ты чего? Я вроде не заказывал черный кофе для брюк.
Он сам разлил напиток по кружкам и отставил кофейник на безопасное расстояние.
– Эм, все хорошо? Ты сегодня рассеянная: бекон и тосты спалила, меня чуть не ошпарила. Замечталась о чем-то? Уж явно не о стареющем муже…
– Да ну тебя, Сэб! – надулась в ответ миссис Ричардс. – Говорю же, просто не выспалась. Снилось что-то чудно́е. А расскажу, опять будешь смеяться!
– Смех продлевает жизнь, – Сэб шутливо прищурился. – Обещаю, не буду.
Усевшись на высокий табурет с другой стороны кухонной стойки, Эмма придвинула сахарницу.
– Да это даже не сон, а просто темнота, и два голоса: мужской и женский. Плохо помню, о чем они говорили. Костер Инквизиции, печать чернокнижника…
Она сделала глоток и поморщилась, поняв, что положила в чай пять ложек сахара.
– Фу!.. Их голоса будто шли сквозь меня. Будто я слышу их мысли. Это что-то значит, как думаешь?
– Что пора отменять подписку на «Нетфликс», – констатировал Сэб, листая новостную ленту. – Тьфу, котировки упали! Правда, ты постоянно смотришь какую-то дичь, еще твои книжки…
– Дурак, я, между прочим, серьезно! – обиделась Эмма и в сердцах осушила кружку до дна. – Сам хорош: спал, как убитый, пока я глаз сомкнуть не могла, а теперь издеваешься. Ты же знаешь, я верю в сны. Думаю, это знак – ничего просто так не бывает. Вдруг все было на самом деле, в прошлом? Инквизиция – как в «Фонтане»[2], ну, помнишь? Может, это про нас?
– Эмми, ты взрослая девочка, бакалавр искусств, мать семейства, а все про души и Инквизицию! Я фильм досмотрел еле-еле. Мало что может присниться? Люди накрутят себя, а потом по психологам бегают.
