ПРОЛОГ
Связь с реальностью я начала терять сразу после слова «помолвка», а к серьезной фразе «обручальная нить» окончательно перестала соображать. Пришлось сосредоточиться на сложнейшей задаче, от чего именно стоит скончаться: от смущения, волнения или огромного счастья, которое просто неспособно уместиться в груди семнадцатилетней девушки и не начать удушать.
— Зная, что ваш сын будет рядом с Шарлоттой, я отпускаю ее в Ос-Арэт со спокойной душой, — сказала мама Чейсам.
— Лилия, он непременно присмотрит за нашей принцессой, — в своей обычной манере прокудахтал Энтон Чейс. — Глаз не спустит! Так ведь, Алекс?
Тяжелые, требовательные интонации в голосе мужчины неприятно резанули слух.
— Конечно, отец, — спокойно согласился Александр и послал моей матери вежливую улыбку. Очевидно он давно привык, что Чейс-старший давил абсолютно на всех в радиусе трех шагов, как огромная надгробная плита.
Некоторое время мы ели в странном молчании, словно все боялись задать вопрос, который витал в воздухе, но никем озвучен не был. Самой смелой оказалась мачеха Алекса. После смены блюд она прихлебнула вино и вежливо спросила, обращаясь к моим родителям:
— Что ж, когда случится счастливое событие? Когда проведем ритуал, и дети завяжут обручальную нить, а мы породнимся?
За столом возникла странная пауза. Кажется, даже лакеи, расставляющие чистые тарелки, на мгновение замерли, ожидая ответа. Родители переглянулись.
— Торопиться некуда, — проговорил папа. — Шарлотте только семнадцать. Она никогда не жила самостоятельно. Стоит дождаться двадцатого дня рождения.
— Три года? — удивился Энтон Чейс и весьма неприятно, чего не пытался скрыть хотя бы из приличий. — Не долго ли?
— Что скажешь, дочь? — спросил отец.
Неожиданно абсолютно все взрослые посмотрели на меня. В панике, ища подсказку, я обернулась к Алексу. С непроницаемым видом тот разглядывал нетронутую изысканную закуску на фарфоровой тарелке. Помогать с правильным ответом никто не торопился, а мозги по-прежнему отказывались выходить из коматозного состояния.
— Я не знаю, как лучше поступить, — вынужденно призналась родителям.
Неожиданно Алекс поднял пронзительно-синие глаза и пригвоздил меня к мягкой спинке стула острым, как шило, взглядом.
— Не хочешь помолвки, Шарлотта?
Стоило взять секундную паузу и мысленно примерить роль невесты: не жмет ли, не болтается или, может, сидит как влитая. Но я боялась, что очнусь от причудливого сна, не успев дать согласие, и страшно расстроюсь.
— Хочу! — выпалила со рвением, совершенно недостойным воспитанной девушки. — Хоть через неделю!
