1. Пролог
Ослепительный свет пролился в землянку. Яркий, палящий он выжег глаза, заставляя корчиться, выть и скулить.
Больно!
И тут же молнией пронеслось в голове – охотники!!! Дикий ужас поднялся из живота к горлу, подпрыгнул тугим комком, а потом упал обратно. Волну жара сменил выступивший пот. Всё произошло быстро. По-звериному быстро.
Некогда было решать и думать. Успеть бы ринуться в слепящее марево, ничего не видя вокруг себя, не в силах разомкнуть веки. Прыгнуть на звук, на запах человека, чтобы в тот же миг захлебнуться яростным рыком и собственной кровью.
Налетел на железо.
Потроха полыхнули огнём. По брюху потекло горячее, липкое…
Ударил по ушам визг щенков, рык и хрип погибающей стаи. Отчаяние сменилось злобой, такой же ослепительной, как дневной свет. Одна мысль осталась в голове: «Я поднимусь, ты сам кровью захлебнешься! Я встану, вот увидишь, скотина, поднимусь!»
Но подняться не удалось. Когти жалко скребли утоптанную землю, лапы скользили в крови. Схлынула злоба, заступив место тоскливой безысходности. Доползти бы на звук слабого поскуливания, отыскать, прикоснуться...
«Где ты, родная? Ничего не вижу».
Пересохший язык всё же скользнул по окровавленной безжизненной морде.
«Я здесь, очнись, очнись… Я тут. Родная моя».
Она не отозвалась.
Из-за этого рассудок затопило такое исступление, что боль в брюхе отодвинулась. Хлынула по жилам звериная ярость, помогла вскочить на слабеющие лапы и прыгнуть, вспахивая когтями земляной пол.
«Разорву тебя, убью тебя, тварь бессердечная! Зачем их? Щенков зачем? Её зачем? До глотки доберусь. Сдохну, но доберусь. Убью тебя, тва…!
…Огромный истекающий кровью волк тяжело рванулся. Фебр взмахнул мечом и перерубил зверю хребет. Туша рухнула. Чёрная кровь полилась из раны толчками.
– Здоровый какой, скотина, – с чувством сказал ратоборец, вытирая клинок о жёсткую шкуру. – Откуда в них тела столько, когда оборачиваются? Мужичонка-то был хилый, а гляди – вызверился в какого.
Тот, к кому он обращался – облачённый в серое одеяние колдун, – присел на корточки рядом с хищником.
– Да Встрешник их разберет… – он положил ладонь на широкий лоб волколака и заговорил слова заклинания.
Ратоборец тем временем огляделся. Яркий солнечный свет, льющийся в распахнутую дверь, освещал душное логово и безжизненно лежащих обитателей: нескольких щенков и прибылых, двоих переярков, суку и матёрого.
Пока Фебр обходил оборотней, небрежно пиная то одного, то другого, удостоверяясь, что мертвы, в дальнем углу, там, где грудой была свалена меховая рухлядь, кто-то завозился.