– А тебе точно разрешат?
Я утвердительно кивнул. Мой друг недоверчиво нахмурился, явно задумавшись: стоит ли мне верить. Но тут я протянул руку к голенькому телу кошки, покрытому сетью трогательных складок. Кошка выгнула спину и, отрывисто мяукнув, ткнулась головой в мою ладонь, снова громко мяукнув.
– Горячая, – заметил я.
– Это кажется, – деловито ответил друг. – Особенности бесшёрстной породы.
– А как её зовут? – спросил я.
– Лагиска, – ответил друг.
– Как? – удивился я, подумав, что ослышался.
– Лагиска, – повторил друг.
В этот момент я понял, что никогда не назову это прекрасное создание впервые услышанным, но сразу ставшим ненавистным именем неведомой мне гетеры. Кошка – само по себе прекрасное имя. Значит, Кошка. Всё. Решено.
– Мы пойдём? – спросил я в затянувшейся вязкой тишине.
Друг обречённо кивнул и отвернулся. Я прижал к груди громко мурлычущую кошку и направился к двери. У самого порога я обернулся.
– Не переживай, – сказал я, – всё будет хорошо.
Друг, не поворачивая лица, болезненно поморщился…
Едва захлопнулась дверь за нами с кошкой, как та вдруг разительно переменилась. Безжалостно вонзив когти мне в плечо, она вся напружинилась и утробно завыла.
– Что ты? – я попытался успокоить её, отрывая от плеча.
В ответ кошка снова надрывно замяукала, и я увидел в полных ужаса и отчаяния звериных глазах слёзы. Кошка плакала, безотрывно глядя в одну точку, и я, не удержавшись, оглянулся. На закрытой за нами двери, словно восставший знак бесконечности, уныло и тускло блестела восьмёрка квартирного номера. Вздрогнув, я осознал, что эта тощая восьмёрка одним из самых худших знаков будет преследовать меня до конца жизни…
* * *
Путник медленно брёл по пыльной пустыне. В этот раз он сбился с пути, и хотя палящее полуденное солнце висело прямо над головой, он не успел добраться до жилища. И потому оставалось упрямо идти вперёд, не останавливаясь.
Его глаза скрывали черные лётные очки, надетые поверх укутывающей голову истрёпанной ткани. Длинный, до пят, плащ Легионера, верная винтовка да заплечная сумка. Иди, Путник, иди… Некогда могущественный Легион давно истреблён, а народ твой тебя не примет. И теперь ты вечно бредущий сквозь пыль Путник, не мечтающий о старости.
Этот мир давно сошёл с ума… Некогда покрывавшие едва ли не всю поверхность Земли океаны высохли, превратившись в безжизненные пыльные пустыни. И казалось, можно сойти с ума от осознания того, что бредёшь по бывшему дну одного из них, то и дело попирая ногами высохшие останки больших и малых его обитателей.
Собаки, простые обычные собаки, когда-то единожды встав на задние лапы, уже не опускаются на четыре, их походка становится всё прямее и прямее, а лай давно похож на речь. Морды всё больше принимают уродливые очертания человеческого лица, а глаза наполняются недобрым и вовсе не собачьим смыслом. И всё чаще слышится от их стай леденящий душу издевательский хохот.