Черных балахонов не было. Не было уходящих во тьму сводов, лохматого пламени факелов и мечущихся по стенам причудливых теней, пятиконечных звезд-пентаклей, жертвенного стола с растянутой для пытки девушкой… Того, что многие века сопутствовало жизни поклонников Князя, чем бредили его адепты, о чем с суеверным ужасом перешептывалось простонародье. Да, если бы все эти непосвященные или малопосвященные увидели их сейчас, разочарование было бы жестоким. Но не было черных балахонов – здесь над всем этим смеялись.
Была уютная гостиная, зимняя ночь за отмытыми до зеркального блеска стеклами окон, высокие кресла и низкие диваны, свечи, камин, красное вино в узорных стеклянных стаканах… Словно бы компания друзей собралась мирно скоротать вечерок. Разве что одежда у всех пятерых была разной, но и собравшиеся в этой комнате приехали с разных концов континента, от мойзельских предгорий до эзрийского побережья. Сторонний наблюдатель удивился бы, зачем столь непохожие люди собрались вместе, – но главного не заподозрил. Того, что эти пятеро – магистры высшего круга церкви, слухи о которой передаются шепотом после третьей кружки крепкого вина, когда с неодолимой силой тянет на страшное и запретное. Оттого-то их круг и назывался высшим, что в нем обряды были не нужны, а символы не имели значения. Соблюдалось разве что число пять, но и то скорее, как дань традиции.
– Кстати, о происках врага… – Высокий смуглый человек в золотисто-коричневом, по последней моде, эзрийском халате, перехваченном расшитым жемчугом поясом, отставил стакан и засмеялся. – Вы видели последнее руководство ольвийского Священного Трибунала? Монахи превзошли самих себя! Тайное священнодействие магистров просто великолепно! Наше единственное одеяние, представьте себе, составляли черные мантии с алыми пентаграммами – у вас есть такие мантии, друзья мои? Я, пожалуй, заведу – эта идея достойна воплощения! На переднем плане – жертвенный стол с обнаженной девственницей, к которой мы во всеоружии устремились. А уж размеры нашего всеоружия… Монахи мне польстили: не скажу, что я плох, но все же я мужчина, а не жеребец. На заднем плане некто совокупляется не пойми с чем: если судить по рогам, то с козой, если по хвосту – с крокодилом. Только монахи могут с таким удовольствием живописать подобную похабщину…
– Сказки для быдла! – промолвил другой, в сером, вышитом золотом камзоле. Длинное равнодушное лицо брезгливо поморщилось. – Девственница!! – он поморщился сильнее, красиво вырезанные ноздри вздернулись над крохотной бородкой-«капелъкой». – Да еще на жертвенном столе!!! Зачем вы читаете эту пошлятину?
