Багровый, как дорожка свежей крови, поезд полз между серыми холмами вересковых пустошей. Он выкашливал пар из трубы локомотива, скрипел и скрежетал, да и вообще выглядел так, будто вот-вот развалится, но, несмотря ни на что, упрямо пробирался все дальше и дальше на восток. Вагоны качались из стороны в сторону, колеса стучали по рельсам, угрюмо светились рыжие глаза-окна.
Туман вплотную подступал к поезду, и человеку впечатлительному могло бы показаться, что в нем проглядывают зыбкие очертания фигур в пальто и шляпах, а иной, кроме белесой бесформенной мглы, ничего бы там не увидел.
За одним из окон последнего вагона, в единственном купе во всем поезде, где не горел свет, виднелась чья-то голова. Голова эта прислонилась к стеклу, лицо было прикрыто темно-зеленой твидовой шляпой. Человек спал. Хотя спать ему оставалось недолго.
– Проснись… – едва слышно пролепетал тоненький птичий голос.
– Проснись… – вторил ему другой.
– Проснись… – подключился третий.
Черное одеяло, которым укрылся спящий человек, зашевелилось, и оказалось, что оно будто бы сплетено из угольных птичьих перьев, – да и не одеяло это было вовсе: человека в купе сплошь облепили черные птицы! Коготки царапали кожу сквозь одежду, тонкие острые клювики тыкали и кололи грудь, плечи, руки, и с каждым мгновением эти уколы становились все болезненнее. На костюме появились дыры, из пальто полезли нитки, а на рубашке, впитываясь в ткань, проступила кровь. Одна из птиц вонзила клювик между ребрами спящего человека. Он вздрогнул и заворочался, и тогда птицы начали тлеть и сворачиваться, распадаясь пылью, как засыхающие опавшие листья. Черное одеяло исчезло, словно его никогда и не было, но голоса продолжали звучать:
– Проснись, проснись, проснись… Проснись!
Шепот превратился в пронзительный крик, колеса вагона ударились о стык между рельсами, вагон тряхнуло, и Виктор Кэндл очнулся.
Он убрал шляпу с лица, потер заспанные глаза и сел ровно. Зевнув в кулак, Виктор легонько помассировал онемевшую от неудобной позы шею.
В купе было холодно и темно: керосиновая лампа на откидном столике потухла. За окном туман затянул собой все видимое пространство, и Виктору показалось, что, пока он спал, мир за пределами поезда исчез. Временами вдалеке вспыхивали и сразу же гасли огни, словно пустоши подмигивали не до конца проснувшемуся пассажиру, – это были то ли семафоры на параллельной ветке железной дороги, то ли просто фонари рабочих с болот, то ли…