– И чем, позвольте полюбопытствовать, вызван интерес органов безопасности к нашему учреждению?
Сейчас доложу! Ты в самом деле думаешь, что я каждой высокоумной особи буду рассказывать за интерес органов безопасности?
– Какое там? – говорю. – Плановая проверка. Работаем по советским еще предписаниям. Старые регламенты менять нужно, я сколько наверху предлагал-предлагал…
Профессор не впечатлился. А я ведь явно намекаю на связи в высших эшелонах. Хотя он и сам светило, доктор наук, психиатр мирового уровня, то сё. Козел, одним словом.
– Нашей клинике гарантирована неприкосновенность.
– При условии соблюдения встречных обязательств. Выполнения пожеланий государственных органов и Временной Администрации.
– Почему именно этот пациент? – спрашивает профессор и пытливо глядит из-за крышки ноутбука.
Зеваю, смотрю на стену – там благодарственные грамоты, свидетельства регалий, дипломы международного формата.
– Почему бы и не он? – говорю лениво.
Кажется, профессор не купился на мою напускную скуку. Психолог же, знаток эмоций.
– Анджей Каменский страдает сложной формой аутизма и ваш контакт, насколько я могу предположить, обернется ничем. Он вас может просто не заметить. Нет гарантии, что откроется, ибо это происходит спорадически.
– Да и Бог с ним, – говорю, тут же осекаюсь, делаю смешок. – Так и отразим. Мое дело составить обобщающую справку. В полном соответствии с инструкциями обеспечить обоснованность и полноту мероприятия.
Профессор усмехается. Маске ретивого службиста он, понятно, тоже не поверил.
– Я опасаюсь, – говорит. – Что такая беседа может навредить пациенту.
Ну вот, опять этот бред: не навреди, не оскорби. С первых погон не люблю интеллигенцию – наверное, черносоточку ртом поймал, как кто-то ловит смешинку.
– Профессор! Давайте сэкономим мое и ваше время. Как я понимаю, ТАКОМУ пациенту навредить невозможно.
– Я могу потом взглянуть на ваш итоговый э-э… документ?
Ага! Чего там? Ты в кабинет ко мне приходи, я из сейфа вывалю все дела оперучета, лички агенов, ДЛ, КНВ. Шифротелеграммы покажу.
– Это невозможно. Сами понимаете. И еще! В вашей комнате для свиданок есть аппаратура, как я понимаю.
– Отключим, – вздыхает профессор.
– И чтобы не включилась. Спорадически.
В сопровождении санитара по светлому коридору, наполненному типичным больничным запахом, я пришел в специальную комнату. Зеленоватого оттенка стены, пол из тяжелой плитки, белый стол и два стула друг напротив друга. Я сел, пошарил под столешницей, обнаружил ожидаемую кнопку. До сих пор тревожная кнопка не требовалась, в позапрошлый раз мне пригодился тревожный «Макаров», был там один буян бессарабский. Того, правда, не запирали в психушку или в тюрьму, простой побирушка у церкви, безобидный, ущербный. Но пылко бросился в защиту того, о чем не знает. Каков будет Анджей Каминский?
