«Население Земли за последние десять лет выросло в два раза», – гласил крупный заголовок пожелтевшей газеты, которую ветер безуспешно пытался поднять с земли резкими порывами: повалившаяся на бок коляска плотно прижала газету к асфальту и не давала той сдвинуться с места. Обложку украшали фотография ребёнка с впавшими щеками и куском хлеба в руках и жирные пятна. Зрелище было удручающее.
Профессор Макаров остановился посреди «умершей», как их прозвали в народе, улицы – одной из тех, что были оставлены во власти ветра, – и наклонился: на бумаге еще можно было разобрать дату выпуска – 11 мая 2032 года. Мужчина усмехнулся: как же давно это было. И откуда только она взялась здесь спустя столько лет? Наверное, кто-то из жильцов выбрасывал хлам, в спешке покидая свою квартиру.
Ученый вспомнил события десятилетней давности, ужасные, но по-своему великие. События, непосредственным участником которых стал лично он.
В ноябре того года Семёна Макарова, совсем еще зелёного, отправили в качестве эксперта по радиоволновым технологиям на закрытую конференцию в Нью-Йорке, посвященную глобальным демографическим проблемам Земли. «People of the World – 2032» – это название Макаров с тех пор запомнил надолго.
Он в то время изучал влияние радиоволн на живые организмы и, когда ему предложили принять участие в этой конференции, это больше походило на глупую шутку. Семён не представлял, какое отношение его деятельность имела к вопросу перенаселения, но, как потом выяснилось, отношение это было самым непосредственным.
Молодой человек согласился, не раздумывая: это ведь Америка, страна чудес. В крови бурлил молодецкий авантюризм. Только потом он понял, что это не экскурсия с классом в областной центр и упасть в грязь лицом на глазах у всего мира он не мог.
Нью-Йорк встретил Семёна первым снегом. Самолёт долго не садился, и впервые оказавшийся заграницей учёный мог в подробностях рассмотреть мир за бортом, похожий из-за беспросветного снегопада на палату в психбольнице.
Мать перекрестила Семёна перед вылетом, и потому он не сомневался, что приземлится успешно, однако подлокотники перестал держать мертвой хваткой только после полной остановки двигателей. Это был первый полёт в его жизни.
В центре города всё выглядело, как в рождественском кино: высотки в белых шапках, такси под цвет мандаринов, вечно голодные белки в центральном парке – только людей было гораздо больше. Их было слишком много даже для Нью-Йорка.
Прожив всю жизнь в России, Семён не мог по-настоящему оценить масштабы катастрофы: что 7 миллиардов, что 14 миллиардов – всё одно, места на всех хватит. Однако здесь всё было по-другому. На улице нельзя было вздохнуть и ты становился безвольной частью толпы. Недоедающей, суровой толпы. Мужчины и женщины, которых дома ждали голодные дети, локтями расчищали себе дорогу на работу, и в каждом взгляде чувствовалось общественное недовольство. К счастью, пробыл ученый там недолго.
