Я встретил ее у ручья. На вторые сутки запасы закончились. Пробираясь сквозь заросли в поисках воды, я все думал, как же глупо было не сообщать никому о своем местонахождении. Если я заблужусь и погибну от обезвоживания, то никто так и не узнает, где меня искать.
Семь лет назад моя беременная жена, босая в тонком платьице, покинула родительский дом. Всю неделю до ухода она жаловалась на голоса во сне, и что ей мерещатся преследователи.
Но откуда им было взяться в нашем маленьком ауле, где каждый знает друг о друге все?
С момента ее исчезновения, первые месяцы, мы прочесывали окрестности аула, все леса и все горы, все соседние аулы, все больницы, все морги. Беспрестанно изучали сводки, о жертвах нападения животных, убийствах или же безымянных сбитых на трассах. Но она словно растворилась в ночи разбушевавшейся снежной бури.
Я пересмотрел все наши совместные видео, перечитал ее сообщения и переписки в социальных сетях. Переговорил со всеми друзьями. Я пытался понять, был ли у нее кто, к кому она на самом деле сбежала. Все переживал, что я истинная причина ее исчезновения. Быть может, я как-то обидел ее? Или так и не смог сделать счастливой?
Своего ребенка я так и не увидел. Я только знал, что у нас должна была родиться дочь.
В то утро, когда я принял решение жениться, прабабушка Цибац ткала ковер в приданое для моей новорожденной племянницы. Моя сестра привела в этот мир еще одну девочку, став почетной многодетной матерью. И для каждой, Цибац ткала ковер, закладывая в них пожелания счастья и здоровья.
Ее пальцы укрытые тонкой серой испещренной бороздами кожей, под которой так явственно проступали вены, трепетали перед станком. Из-под чохто1 виднелись серебристые волосы, разделенные на широкий пробор. Глаза сохранили зоркость, в них все также читалась ясность ума.
– Хорошо ли ты подумал, мой мальчик?
Я вздрогнул, ее голос точно отголосок древней истории, всегда вызывал во мне трепет. Старейшая нашего рода, еще моя мама называла ее прабабушкой, моя бабушка и ее мать тоже. На самом деле мы не были уверены в том, сколько ей лет, да и она сама не помнила. Глубокое уважение к ее возрасту и мудрости было непоколебимо. Ее слово было решающим, вопреки тому, что она придерживалась старой веры и внушала нам почитание и страх перед выдуманными духами.
Мой отец был ярым противником всего во что верила бабушка Цибац, но даже он не осмеливался перечить ей. И потому после, как я пошел в школу, он просто запретил матери возить меня и моих младших сестер в ее родовой аул, а увозил в свой.