Часть заградительного купола рассеялась на восточном выезде из города, открыв путь мерному потоку военных машин, быстро заполонивших пыльные улицы и магистрали. Начавшаяся к полудню поквартальная зачистка проходила шумно и хлопотно, но при этом достаточно быстро – в прямых уличных боях, без купольной защиты, повстанцы не выдерживали натиска карателей и либо сдавали оружие, либо погибали в неравной схватке.
Рэдфорд шел к центру с 19-м отрядом. Дуло его карабина слегка дымилось. Затуманенный взор был обращен куда-то поверх голов сослуживцев, блуждая по редким облакам, то и дело проплывавшим мимо яркого белого солнца.
– Не спи на ходу, – посоветовал Джеймсон, шагавший рядом с коммуникационной станцией наперевес. – Нам еще идти и идти.
– Прикорнуть было бы здорово, – отозвался Рэдфорд, все еще витавший где-то вдалеке.
– Такие бабки не за сон платят, сам знаешь.
– …Знаю.
На мгновение Рэдфорд закрыл глаза. Словно бы из глубокой бездны, или чужой, окутанной тьмой вселенной, по его ушам ударил вихрь из выстрелов. Серия точечных взрывов сотрясла почву под его ногами, и жилой комплекс с подорванной несущей стеной обвалился на проезжую часть, просвистев обломками перед самым его лицом. Как холодные иглы в мозг Рэдфорда впились предсмертные крики, прорезающиеся сквозь грохот раскалывающегося бетона и звон бьющихся стекол.
Он открыл глаза. Джеймсон, прошитый насквозь железной балкой, лежал около обломков, хрипя и истекая кровью. Девочка лет семи с испачканной физиономией и наспех натянутым поверх платьица бронежилетом с повстанческой маркировкой, сидела на корточках чуть поодаль от него, крепко зажмурившись и зажав руками уши. Рэдфорд оглянулся – карабин, выбитый из его рук, лежал совсем рядом, посреди крошева, оставшегося от тротуарной плитки. Подойдя к оружию, Рэдфорд наклонился и подобрал его.
– Так… нельзя…
В горле Джеймсона гневно клокотала кровь. Он смотрел на Рэдфорда медленно угасающим, овеянным яростью, болью и непониманием взглядом.
– Так тоже, – ответил тот, кивнув на ребенка.
Вскинув карабин, Рэдфорд прицелился и прострелил товарищу голову. Завизжав от ужаса, девочка упала на голые коленки и уткнулась лбом в асфальт.
Округа утопала в громе военного действия. Непрестанный рев винтовок, дробовиков, автоматов, пусковых установок и стационарных орудий сливался в нескончаемую милитаристическую увертюру, своей напористостью поглощавшую самое себя – и все же, один-единственный выстрел, сделанный им самим, показался Рэдфорду самым громким, самым отчетливым, выделенным из общей пальбы, слышимым каждому участнику творящейся вокруг какофонии смерти.
