Открыть глаза, закрыть глаза,
И день прошел в тумане винном.
Украдкой проскользнет слеза
О душах, сгинувших безвинно.
Я потеряла счет бокалам, выпитых в тот день. Пустые бутылки с иероглифами на этикетке стояли в ряд, как кегли, и стоило чуть задеть одну из них, падали дружным строем, гремя и мешаясь под ногами. Вкус китайской сливы давно приелся, и рецепторы уже не улавливали нотки букета фруктов и специй. Правда, пила я не ради ощущений, мне нужно было затуманить голову, но все же, слова и люди всплывали четкими образами, не давая забыться.
Вино десертное. Меня всегда тянуло на сладкое, когда в жизни что-то не складывалось, вот и сейчас это было единственное, что без сопротивления отправлялось в желудок. Важно было, что оно притупляло голод, ведь его не надо было заедать.
К виноградным винам следовало подавать паштет, набор сыров с грецкими орехами и медом, бутерброды с рыбой или икрой на хрустящем багете, яйца, фаршированные печенью трески, зеленые оливки, разносолы из бабушкиных подвалов, включая черемшу и корнишоны. А потом добавить горький шоколад с кусочками сублимированных фруктов, белоснежные меренги и ягодный зефир без сахара, шарики марципана, обсыпанные молотой корицей, восточные сладости в маленьких коробочках, а иногда еще и домашнее мороженое, эксперименты с которым никогда не заканчиваются.
Виноградное вино заставляло погружаться в воспоминания: белое полусладкое – это отпуска в Крыму, белое сухое – поездки в Европу, красное сухое – встречи с друзьями, красное полусладкое – семейные вечера, игристое – это обязательно праздник, даже если всего для двоих. Каждая молекула знакомого аромата вызывала столько мучений, что лишь почувствовав новый ягодный букет, я легко отказалась от прежних привычек.
Приторно сладкое сливовое вино – это вкус, не привязанный к прошлому, не тянущий в глубинные закрома памяти, но помогающий оставаться одной ногой в реальности, проживая одиночество день за днем. В новом напитке не было ничего лишнего. В нем не было никого, кроме меня. Оно играло оттенками жалости и отвращения, отрицания и боли, тяжести и слабости. Оно попадало сразу в центральную нервную систему, притупляя ощущения и размягчая тело. Я чувствовала, куда бежала каждая капля, какую рану она омывала содержащимся в ней спиртом, потому что щипало так сильно, что я кричала, пока не кончались силы или не садился голос, или не начинала захлебываться в собственных слезах.
Меня спасала предусмотренная шумоизоляция в квартире, иначе соседи давно бы сдали меня в психушку, где, скорей всего, мне и место. Они не слышали, как душа рвалась на части, как сердце трещало по швам, пропуская удары, как осколки жизненного пути звенели, ударяясь о пол и впиваясь в голые ступни, пронизывая все тело сотнями иголок. И не видели. Не видели, как быстро я теряла килограммы и веру в добро, как увеличиваются круги под глазами и свалка вокруг меня. Поэтому им покойно спалось по ночам.
