Пролог
Тишина в замке Курода была обманчивой. Она не приносила покоя, а была густой и тягучей, как кровь, медленно сочащаяся из раны. Воздух в комнате юной Сацуки не двигался. Окно, выходившее в сад, было наглухо забито деревянными щитами. Шестнадцать лет жизни, и ни одного вдоха, сделанного полной грудью. Ни одного прикосновения к лепестку.
Шрам на её шее, чуть ниже линии волос, был крошечным и аккуратным, словно след от укуса крошечной, ядовитой твари. Но оставили его не зубы, а слова. Слова умирающей женщины из клана Фудзивара, которую её отец, Кайто Курода, в пылу давней битвы лишил всего.
«Твоя красота станет твоим гробом, дитя Курода. Прикоснёшься к алой розе – и твоё сердце, столь же алое, перестанет биться. Мой онрё будет ждать».
Сацуки провела пальцами по шраму. Он не болел. Но иногда ей казалось, что под кожей что-то шевелится.
Глава 1
Всадник появился на рассвете, когда туман ещё цеплялся за склоны холмов. Он был один. Его тёмные доспехи не несли никакого герба, но осанка, два меча за поясом и взгляд, холодный, как сталь в морозное утро, кричали о его происхождении громче любого штандарта.
Кайто Курода встретил его у ворот, его лицо было непроницаемой маской. Сацуки наблюдала с галереи, её пальцы судорожно впились в деревянные перила.
– Я – Рэн Фудзивара, – голос всадника был тих, но отрезал тишину, как лезвие. – Мой клан сломлен. В знак вечного мира я отдаю свою жизнь. Я буду жить здесь. Под вашим глазом.
Его взгляд медленно поднялся и встретился с её. Глаза Сацуки, полные отвращения и леденящего ужаса. Его глаза – тёмные, глубокие, как лесное озеро, в котором тонул свет.
Вечером того же дня Кайто стоял перед ней в её комнате.
– Он будет твоим мужем, Сацуки. Это скрепит мир.
– Он принесёт мне смерть, отец, – её голос дрогнул. – Они наслали на меня проклятие, а теперь присылают того, кто вложит розу мне в руку. Это не мир. Это изощрённая казнь.
– Его жизнь в наших руках.
– Моя жизнь, – прошептала она, – висит на шелковой нити страха. И он эту нить оборвёт. Я чувствую.
Глава 2
Рэн Фудзивара стал тенью в их замке. Молчаливой, учтивой, неотступной. Он не пытался заговорить с ней, лишь иногда Сацуки ловила на себе его тяжёлый, изучающий взгляд.
Однажды он застал её в западном крыле, где она, затаив дыхание, смотрела на засохшую ветвь глицинии, проросшую сквозь щель в полу. Она отпрянула, как ошпаренная.
– Вы боитесь даже мёртвого дерева, Сацуки-сама? – его голос прозвучал прямо за её спиной.
Она резко обернулась, сердце бешено заколотилось в груди.
– Я боюсь тех, кто приносит яд в дом под маской мира, Фудзивара-сама.
