-Аааааааа! – Сашка бежит, раскинув руки и захлебываясь толи от ужаса толи от восторга, его вихры развиваются по ветру, в руках моток проволоки, изодранная футболка в репьях, на носу царапина, – Ракетаааааа!
Ракета, это серьезно. Мы строили ее уже два месяца, и судя по тому, как бежит Сашка, держась одной рукой за задницу, его отцу зачем-то понадобились жестяные чемоданы со строительными пистолетами, откуда мы умыкнули четыре коробки патронов на порох. А может это Лизка нажаловалась, я так и вижу, как она стоит, размазывая слезы по лицу кулачком и виновато шепчет на ухо матери, вздрагивая и поминутно одергивая платье в горошек. Я бросаю, такое интересное занятие, как забивание ржавых сотых гвоздей в разделочную досочку для кухни и молча бегу следом, по дорожке мимо кустов малины, а потом мимо зарослей чудовищного марсианского борщевика, туда, в конец улицы, к заброшенному дому, где уже на вытоптанной площадке привязанная к забитому совместными усилиями в землю лому, стоит наша метровая красавица-ракета, сделанная из водосточной трубы. Космосом мы бредили давно. Сашкин отец купил ему телескоп, и мы часами просиживали ночью на балконе нацеливаясь на Арктур или на Сириус. Разглядывали висящие над горизонтом Марс и Сатурн. А то и просто пялились в такие близкие кратеры на Луне. А потом возникла запустить в космос ракету. Маленькую, конечно. Но чтоб долетела. И вот теперь, когда все было готово к запуску, над нашим планом навис не то чтобы меч, но такой осязаемый солдатский ремень Сашкиного отца.
На небе ни облачка и солнце, склонившись к горизонту, лениво и безжалостно заливает всю деревню светом, пыль клубится от наших ног, как от какого ни будь грузовика в Аризоне. Васька сидит в клетке от сдохшего тем летом попугая Сеньки, в теньке под навесом рядом с ракетой, мы положили ему туда мышь про запас из сегодняшней мышеловки, но он ее лишь лениво трогает своей когтистой лапой, не выражая в общем никакого особенного интереса.
–Мяу, – говорит он недоуменно. Сашка сопит и вытаскивает из кармана горсть сухого корма, стыренного на кухне, открывает дверцу, старательно сделанную нами в верхнем, пассажирском отсеке и кладет его внутрь.
– Космическая еда, – почему-то шепчет он, и изготовившись идет открывать клетку. Мне жалко Ваську. Мало ли что, там же холодно в космосе. Пусть и всего несколько минут полёта. Но Сашка благоговейно произносит:
– Во имя науки! – Васька мяучит и сопротивляется, но вот дверца закрыта, шнур размотан. В руках у Сашки огромная коробка спичек, он несколько раз чиркает, но то огонь сразу гаснет, то спички ломаются. Я беру у него коробок из рук и молча поджигаю шнур.
