2132 год от Р.Х., сотый год после окончания войны Судного Дня, Японское море.
Неизвестный корабль приближался. С мостика «Громобоя» в бинокль уже можно было различить очертания корабельного корпуса, смещённую к корме надстройку и алую полоску вымпела, бьющуюся на флагштоке. Из дымовых патрубков преследователя валили клубы солярного выхлопа, дым чёрным шлейфом тянулся над волнами.
– Это «Певек»?
– Возможно, – ответил Тарновский.
– Спешит как на пожар, – заметил старпом. – Обычный транспорт так не разгонится.
– Не разгонится, – согласился Тарновский и обернулся ко второму собеседнику. – Ефимыч, а ты что скажешь?
Ефимыч, сутулый косматый дед в потёртой тужурке явно с чужого плеча и в стоптанных сапогах, с потерянным видом стоял на крыле мостика.
– А? – встрепенулся он.
– Узнаёшь его? – Тарновский указал в сторону преследователя.
– Его?
– Да, ёпрст, его! Он тебя поимел?
Зверобойную шхуну Ефимыча пират захватил в Татарском проливе, прямо под носом у сторожевика береговой охраны. Провонявшую тюленьим жиром посудину угнали в Иокогаму, на продажу, а пленных вместе с кормчим отправили в Анадырь, дожидаться выкупа. Зверобоев держали в яме, наполненной талой водой и нечистотами, а когда ударили морозы (не лишаться же выкупа!) перевели в щелеватую избу. Говорят, после войны климат становится теплее и скоро на Чукотке яблони зацветут, но пленные этого не заметили. Им едва удавалось протопить избу настолько, чтобы на стенах подтаял иней. По возвращении во Владивосток Ефимыча взяли на «Громобой» с единственной целью – опознать флагмана пиратской флотилии, если таковой повстречается каперу. Но там, в северном плену, что-то надломилось в душе кормчего. Старик с ужасом смотрел на корабль своего обидчика и… не узнавал его.
– Н-нет, это не он.
Старая и сморщенная, как печёное яблоко, ламутка в выцветшем до белизны брезентовом анораке ткнула в сторону транспорта крючковатым пальцем и заговорила по-своему что-то очень недоброе. Её, пережившую налёт пиратов на Магадан, Тарновскому навязал заказчик поиска, имевший свои счёты с морскими добытчиками. До сего дня никто на капере не воспринимал старуху всерьёз. Моряки не могли поверить, что ламутка сумеет опознать пиратский корабль, наверняка перекрашенный и с фальшивыми надстройками, однако…
– О чём она говорит? – спросил Тарновский рулевого – приземистого кривоногого азиата, принятого в команду во время стоянки в Аяне.
– Очень сильно проклинает, – перевел рулевой и кровожадно ухмыльнулся. – Желает пиратам на том свете огня пожарче и смолы погуще. Короче, она их опознала. Это «Певек», флагман Упыря.