Меня зовут Родион Раскольник. Я не герой Достоевского, и мой мир прост, как геометрическая фигура. В нем существуют только три вершины: они, вы и я. Вы для них – еда. Они для меня – добыча. Вас я мог бы предостеречь: «Бегите отсюда, пока целы», но вместо этого говорю: «Подходите ближе». Вы мне не нужны, нужна приманка для них. Поэтому, откликнувшись на мое предложение, стойте смирно – и ждите. Скоро вы почувствуете на лице влажное и смрадное дыхание. Это явились к трапезе они. И значит, наступает мое время – время истребителя упырей.
А когда все закончится, я вложу в ваши дрожащие руки лопату и скажу: «Закопай то, что осталось. Закопай поглубже».
Барак вздымался передо мной, будто дом-пожиратель людей из ночного кошмара. Да так оно, собственно говоря, и было. В эту двухэтажную хибару с заколоченными окнами только попади. Большой удачей будет, если назад выйдешь. Тем не менее я собирался именно войти. Более того, я собирался и выйти из него. Живым и по возможности невредимым.
Я попрыгал на месте, попробовал, легко ли ходят кинжалы в ножнах, снял помповый «Моссберг» с предохранителя и спросил Мурку:
– Готова, девочка?
Росомаха посмотрела на меня из-под черных косм и как будто кивнула.
– Тогда входим, – сказал я, включил укрепленный на лбу фонарь, натянул респиратор и поджег шнур вышибного заряда. Отскочил в сторону. Коротко полыхнуло. В тяжелой, обитой изнутри кошмой двери возникла дымящаяся дыра. Я пнул дверь ногой и с ухмылкой сказал: – Да пребудет с нами ярость.
Мурка одобрительно рыкнула и рванулась вперед. Ярости ей было не занимать.
Внутри пахло мокрой землей и прелым деревом. Облупившаяся штукатурка, могильная темень, какие-то звуки, напоминающие постукивание тысяч крошечных коготков, – все как всегда. Никакого разнообразия, никаких неожиданностей. Это хорошо. Мы с Муркой не из тех, кто любит неожиданности на охоте.
Первый кровосос встретился уже в коридоре. Несмотря на позднее утро, он еще не спал. Как ни странно, среди упырей тоже имеются такие вот сомнамбулы, не способные к полноценному сну в каморке уютного гроба. Частью это новообращенные, а частью, наоборот, старцы, мучающиеся бессонницей. Был ли этот старым или молодым, в созданной искусственно тьме барака разобрать не представлялось возможным.
Наверное, это все-таки был желторотик. Опытная тварь почуяла бы нас заранее, а этот лишь хлюпнул, когда Муркины клыки разорвали его жилистую шею. Сделав дело, Мурка резво отпрыгнула в сторону. Тут же все вокруг заволокло горячим паром, бьющим из дыры в глотке кровососа. Издыхающий упырь буквально выкипел дочиста, и через секунду его опустевшая одежда шлепнулась на пол мокрым комком. Даже сквозь респиратор я ощутил жуткую вонь тухлятины. Бедная Мурка, каково сейчас ей, с ее нежным обонянием.
