Внезапно для себя самого Ганя почувствовал настоящую неприязнь ко всему происходящему вокруг. В этот предпраздничный день он бы хотел выпорхнуть из нанимаемой квартиры, и засмеяться над тем, как легко удалось избежать встречи с чудаковатой хозяйкой. Сбежать вниз, по сияющей от украшений лестнице, выскочить на заснеженную улицу и закашляться от долгожданного Декабрьского мороза. Хотелось, на полученные в конторе рублики пройтись по лавкам, что будто бы грибы после дождя появились в одну ночь, все вместе, и теперь украшают своим видом каждую площадь.
Увы, сейчас он спускался не за этим. Часу ещё в седьмом за ним прислали мальчишку, “Где ж они его нашли то”, который сообщил, что его требуют на службу спешно почти что сейчас же. Ганя спросонья еле разобрал, чего от него хотят, но мальчик выполнил всё, как ему велели: растолкал спящего господина, трижды объяснил, когда ему нужно явиться, на все вопросы скоро отвечал, что на месте всё и объяснят, и даже перед уходом поставил кипятиться самовар. Ганю не покидало теперь чувство своей никчёмности. Что за человек, которого совсем уж перед праздником поднимают с постели, когда даже солнце ещё не встало. Обращаются так панибратски, что даже какому-нибудь регистратору стало бы обидно. Да и при чём тут регистратор, простому просвещённому человеку это вынести было бы сложно. Но приходилось подниматься. Раз устроили ему такого посыльного, значит и впрямь случилось что-то, требующие его присутствия.
В парадной была полнейшая темнота. Ламп в доме почти не жгли, а солнечного света в это время в Петербурге мог бы ожидать лишь умалишённый, но Ганя мысленно предъявил претензию " компетентным органам". Могли бы, мол, и подготовится к празднику. Наконец, спустившись, Ганя со злостью толкнул дверь и, оказался на улице, в одно мгновение чуть было, не завалившись от резкого порыва ветра. С трудом удержавшись, он сделал первый шаг, и тут же одной ногой, в недавно купленном белоснежном валенке, оказался в глубоком сугробе. “Это ещё, что такое. Дожили. Снег не чистят, парадные совсем уже забросили, а дом то хороший, приличный, от личного места моего в двух минутах, а…. ” Закончить свою мысль Гане не позволила тройка, неожиданно, с неистовым ржанием остановившаяся перед ним. Она была запряжена красивыми резными санями, да такими, что Ганя и диву дался, как за своими размышлениями забылся на столько, что их не заметил. Наконец мужчина, что лежал поодаль от извозчика придвинулся ближе к Гане, протянул руки к нему и завалил в сани, да с такою силою схватил, что Ганя, до глубины души поражённый, даже не подумал сопротивляться. Тройка тронулась, а бедный герой наш лежал и думал, как же ему в министерстве извиняться придётся, и чем он оправдываться будет, если в правду никто и не поверит, когда услышал прямо над ухом, бас своего столоначальника: “Ну не трясись, приехали уже”.
