«Его душа – душа капитала»
Карл Маркс
– Надь! Спеки еще один!
– С чего же я его спеку, Петр? Муки-то нет совсем!
– А ты поскреби малость, может, чего и наберется!
Баба Надя встряхнула пустые мешки из-под муки, поскребла разделочные доски. Муки и набралось ровно на еще один.
Сильными руками замесила она тесто, накрыла кастрюлю полотенцем и принялась ждать. Как тесто поднялось, вылепила она Колобка. Вышел он несколько меньше, чем другие, потому как и муки на него оставалось всего ничего. Вздохнув, положила она его на противень, помазала маслом и задвинула в печь.
– Надь, ну что? Сумела наскрести?
– Сумела, Петр, – Баба Надя всхлипнула.
– Но-но, ты это дело брось! – седая бородка Петра нервно дернулась.
– Да как бросить, как бросить? – взревела баба Надя. – Как жить-то будем дальше?
– Как жить, как жить. Может, и пронесет нас. Партию эту, булок-то, авось сбыть получится. Колобка доготовь, а я отвезу.
Спустя час по пекарне разнесся аромат свежего печëного хлеба. Баба Надя открыла печь, ухваткой достала Колобка и выложила на стол. Румяные бока его дышали паром.
Жаркий воздух сушил глотку, Бабе Наде стало дурно. Сорок лет она работала пекарем. Руки не знали отдыха и усталости, но с годами переносить жар пекарни становилось всë труднее. Лоб ее покрыла испарина. Она присела, оперлась подбородком о ладонь и пригорюнилась. Со дня на день пекарню ждало разорение. Старик Петр и Баба Надя всеми силами удерживали ее на плаву, но теперь дела обстояли как никогда скверно. Баба Надя всхлипнула. Крошечная капелька пота сбежала по морщинам к брови и сорвалась на поджарый бок Колобка. А слезинка из уголка глаза мелькнула к щеке и устремилась прямиком за предыдущей каплей, глухо плюхнувшись на хлебную краюху.
Вдруг хлебная корочка затрещала, захрустела. Баба Надя в ужасе отпрянула. Колобка, казалось, разрывало изнутри. Его хлебное тело мучительно корежило, пока на поверхности не вылупилось два глаза и вздернутый нос. Пониже разверзлась щель, принявшая форму губ.
– Кто ты?! – вскрикнула Баба Надя.
Колобок покачался на месте и пристально оглядел с головы до ног Бабу Надю.
– Я – Колобок-Колобок! – вдруг раздался утробный голос, – по амбарам метëн, по сусечкам скребëн, на сметане мешëн, в печку сажëн, на окошке стужëн!
– Нет тут окошек, сумрак сплошной, – ответила Баба Надя, перекрестившись. – Как же ты ожил? Сорок лет я мешу тесто, но такого не видала.
– Рабочий пот твой, да горючая слеза свершили чудо. Я – воплощение труда. Творение рук агронома, механизатора, комбайнера, тракториста, водителя, мукомола, крестьянина. Их труд говорит во мне, он составляет мою душу. Много часов трудились руки, прежде чем я в несовершенной форме муки, яиц, сметаны, соли и воды попал в твои. Ты дала мне завершение. Я знаю свое предназначение, меня не проведешь. Но не бывать этому, не быть мне съеденным тобою! – крикнул Колобок и прыгнул на край стола.
