– Эй, Ильинична, слыхала, твои-то все уезжают!
– Уезжают, Марфа, как есть, все уезжают, и Никифор, и Марья, и Иван, и детки их все, числом пятеро. Все уезжают, в эту треклятую Африку, да что тут уж поделать. Одна я куковать осталась, уж как я их просила, уж как стенала, а всё попусту.
– Никифор с Иваном глаза отводят и потихоньку слёзы утирают, а Марья так и сказала в лицо: «Зерновую ссуду нам давали мать, и что? Проели мы её, чем отдавать?» – А земля опять вся сухая лежит, как прах, на лету разлетается, нечто так можно?! Видно, этому чёрному колдуну выгодно, чтобы у нас голод был, да и забирает наших кровиночек, как же я без внуков-то будуууу.
И старуха заплакала навзрыд, глухо подвывая и трясясь всем своим телом, согбенным от тяжёлого труда.
– Не плачь, Авдотья, оставили они Никодиму деньги, на уход за тобой, а приказчик земской нарок получил, чтобы следить за теми, кто деньги на стариков взял. А кто обманывать будет, иль по-другому в могилу сводить, того самого либо в тюрьму, либо на каторгу, в ту же Африку, и сошлют.
– Слухи ходят, ойййй страшные. Свят, свят, свят! Сама не верю, а всё равно боюсь. Душу это чёрный ымператор может отбирать. Да так отберёт, что ходют люди, как не живые, и ему служат, а сказывают, что дворец его на костях сделан, и золото у него не красное, и не жёлтое, а чёрное, а…
– Да, окстись, ты уже, Марфа, вздорная ты старуха!
К бабкам внезапно подошёл мужик, из местных, бывший в деревне старостой.
– Что вы за вздорные старухи. Да, чёрный этой царь, не без этого, но сказывали бурлаки, что по Волге ходят, а им приезжие с Африки гуторили, не чёрный он вовсе, так, скорее, коричневый, или сильно загорелый, вы вот Ваську-цыгана знаете?
Обе старухи синхронно кивнули.
– Ну, так вот, такой же, только чуть чернее, и глаза такие же черные, только у нашего бесстыжие, только и смотрят, чего бы уворовать. А у того умные, и всяк, кто заглянет в них, сразу теряется и не перечит. Да только никто не слышал, чтобы он добро отбирал или казнил по своей прихоти. Даже плетей никому не даёт.
– Проворовался – в шахты, или на поля, а всё имущество отбирает, а потом вдовым или многодетным помогает. Эх, нам бы такого императора, мы бы всех вот так бы в кулаке держали. Никто бы и не пикнул, – и он с жаром затряс огромным кулаком.
– А то, что пригляд за тобой будет, Авдотья, так то – дело верное. Сказывают, куплены все городовые и полицейское начальство евойными людьми, чтоб, значится, за порядком следили и никого из переселенцев не обижали, и их родню тоже. На императора надейся, а чёрному в рот лапу не клади, он же хлеще крокодила… Враз отхватит, по плечо, вот никто и не связывается.