Ну, здравствуй. Меня звать Георгием Павловичем. Но, как…при рождении у меня было совсем другое имя. Ну, ладно, я слишком далеко зашел. Давайте-ка с начала…
Я родился…ох, я уже не помню, когда это было. Это было так давно. Лет так…пятьсот назад, может и больше, не помню. Не дурно, да? Мой родитель был очень строг со мной. Я и не знал его до сегодняшнего дня. Он позвал меня к себе в место, которое трудно и забыть. Он меня пригласил…как сказать бы помягче…на небо.
Отец мой…Бог, Создатель, ну или как его у вас зовут. Бог, Создатель, Аллах, Будда, Зевс…имена меняются, но дело одно. Он меня создал. А вот матерь…её имя неизвестно. Меня зачал Отец от земной женщины, и только. Поэтому знать «кто это?», не очень важно.
Ну и для чего же я был «создан»? Как говорил Отец: «Чтобы дети мои погибли от рук твоих. Они грешны, запятнали себя. Создавал я их не такими, но…они не достойны этого прекрасного мира».
Как же я появился на этой земле, как до этого было сказано- «прекрасной»? До зевоты просто. Младенцем в корзине меня принёс ворон к случайной двери. Я помню эту старую, огромную деревянную дверь. Птица постучала в дверь и сразу же полетела прочь. И вот дверь открылась…вышел старый и злой человек. Какое же у него-то имя было…Тремсь! Соглашусь, довольно странное имя. Он оглядывался по сторонам и ничего не видел, но когда я заплакал, старик занёс меня домой. Он был очень бедным, но как в будущем окажется, грамотным. Его лачуга была темной и сырой. Было очень много окон, чтобы днём заходило больше света. Но всё равно было так темно, что даже детские глаза ничего не видели. Он положил корзину со мной на стол, и долго размышлял
–Куда мне его деть? Может отдать? Да кому я отдам то его, тем более ещё и скажут, что украл дитё. Так может…убить?–он мельком посмотрел на ребенка – жалко как-то, да и не хочу я умертвлять такое маленькое создание. Да и крепкий какой. Лежит и не плачет. И детей сделать не успел за всю жизнь – он протёр свои глаза от нахлынувших воспоминаний- Тогда оставлю себе я его.
После того как я у него появился, он начал меня брать с собой. Старик был попрошайкой. Садился на землю, прятал ноги, так видимо больше давали, и рядом клал меня. Проходя, люди бросали монеты, а Тремсь кланялся им, сидя в пыли. Он мог так сидеть, пока не стемнеет. А иногда приговаривал:
–Не сдох ли он там?–глядя на меня-Лежит тихо. Странный он, конечно. Целый день не ели, а тихо лежит. Чудо!
Но под конец дня, в один из рабочих, к нему подошли солдаты. Два огромных лба, которые явно не хотели дать милостыню.
