В глухой чаще, где солнечный свет едва пробивался сквозь переплетение ветвей, обитал Кабан. Не просто зверь, а воплощение силы и ярости леса. Шкура его была покрыта засохшей грязью, словно броней, а клыки, желтые и острые, торчали из пасти, как лезвия кинжалов.
Кабан был отшельником. Старые раны, как физические, так и душевные, заставили его сторониться сородичей. Он предпочитал общество лишь шорохов листвы и завывания ветра. В его глазах, маленьких и глубоко посаженных, читалась не только злоба, но и грусть. Грусть по потерянному стаду, по матери, чью жизнь оборвал меткий выстрел, по беззаботному детству, украденному человеком.
Однажды, потревоженный запахом дыма, Кабан вышел на опушку. Там, в низине, расположился табор охотников. Их костры, словно зловещие глаза, пронзали ночную тьму. Кабан затаился в тени, наблюдая, как люди пируют, хвастаясь своими подвигами. Их грубые голоса, пьяные песни и хохот резали слух, напоминая о боли и утрате.
Вдруг, его внимание привлек детский плач. Маленькая девочка, потерявшаяся в лесу, брела к кострам, дрожа от холода и страха. Ее светлые волосы растрепались, а заплаканное личико было перепачкано грязью. Охотники заметили ее, но вместо помощи, их взгляды загорелись жадностью. Кабан видел, как они переглядываются, шепчутся, и в его сердце зародилось ледяное предчувствие.
