Вжик! Свист плетки уже давно не заставляет вздрагивать. Нужно просто отсчитывать удары сердца.
Вжик! Нельзя плакать. Тогда это безэмоциональное наказание надоест матушке Агате.
Вжик! Зажмуриться и сжать зубы. Ненавижу женщин! Ненавижу и боюсь. Жизнь в монастыре открыла мне их подлый характер и мерзкие поступки. Да и моя родная мама не отличалась добродушием.
– Во имя Единого! – матушка Агата довольно утерла лоб платком. – Наказание будешь нести в каморке за складскими помещениями. Дорогу знаешь, так что пошевеливайся!
Встала. Кожу на спине жгло, казалось бы, нестерпимо, но к этой боли я привыкла. Хуже только тоска по родителям в сердце и душе. Не застегивая платье на спине, я прошла в конец коридора первого этажа женского монастыря. Там была, как однажды сказала настоятельница, моя личная одиночная камера. Каморка в два на три метра обставлена с монастырским "шиком" – широкая лавка и… все. Упала на голую деревянную скамью и отключилась.
– Иришка, Ириш… – тихий шепот вернул сознание в жестокую реальность. – Это я, Веселея! Приготовься, я сейчас тебе раны обработаю.
По спине заскользили тонкие пальчики этой веселой девчушки. Холод мази успокаивал жар отметин на коже. Хорошо…
– Ты прости меня! – горячо зашептала Веселея. – Я же правду написала, а она на тебя подумала. А я ей сказала, что это я сделала, но меня в келье эта слониха закрыла. Наказание, она сказала, завтра придумает.
– Ты запятую не поставила. – прошептала я.
Светло-русая девчонка задумалась. Аккуратно втирая мазь в мою спину, она шевелила губами. Забавно наблюдать за ней в такие моменты. Будто и не пятнадцать ей, а все пятьдесят. Только характер не даст ей состариться. Всегда будет такой, как сейчас. Если доживет и никто ее не прибьет, конечно.
– То есть, мне надо было написать "Агата-не-только-дура-запятая-но-и-страшная"?
– И восклицательный знак в конце. – мелко улыбнулась этой шкоде. – За меня не переживай. Агата знала, что это твоих рук дело.
– Откуда? Ты же ни разу меня не сдала еще!
– Только твои буквы имеют разный размер. – хмыкнула я, намекая на непоседливость кое-кого.
Веселея быстро наложила повязку и застегнула через одну пуговки на спине моего платья.
– Она тебе жутко завидует! – таинственно прошептала она. – Ты очень красивая, молодая и отзывчивая. А эта мегера бесится и на деньги твои охотится.
– Какие деньги, Веселея? – вздохнула я. – Я беднее, чем приемный ребенок церковной мыши в неурожайный год!
– Не скажи! Я вот намедни присыпала Агатины портки красным перцем…
– Что?! – глаза мои слегка вылезли.
