– Отсосу за ложку кашки… – умильно улыбнулся мне подлезший сбоку плешивый мужик. – А за три…
От удара моего локтя он отлетел назад, с глухим стуком ударился затылком о стену и затих, разбросав ноги. На нем ничего не было кроме короткой и некогда зеленой мини-юбки, что теперь задралась и ничего не скрывала. Сидящие напротив меня грязные упырки привстали и, прикрывая локтями алюминиевые миски с бурой кашей, жадно уставились на открывшееся их взорам зрелище.
– А у Тешки-Кашки жопа еще ого-го, – прошамкал беззубый дедок и облизнул распухшие серые губы, заодно отправив в рот прилипшие к усам крошки.
Чуть подумав, он высунул язык сильнее и провел по нему левой ладонью. Опустил мокрые пальцы под стол и, мучительно кривясь, начал часто подергивать локтем, с надеждой шепча:
– Давай же… вздыми голову змей мой великий…
Брошенная мной пустая тарелка ударила его ребром по переносице, и старик завалился навзничь, подняв над низким столом колени. Одна из вскинутых черных пяток упала на столешницу, угодив в миску соседа. Третья тарелка, пущенная мной как фрисби, врезалась в висок лезущего к беспамятному хренососу, и тот отрубился, упав лицом в промежность Тишке-Кашке, где и затих.
Сидящие напротив медленно и осторожно опустили жопы на свои места, не сводя с меня напряженных взглядов.
– И с какого ты дистрикта, говоришь, будешь? – хрипло поинтересовался одноглазый дряблый мужик с длинной косматой бородой и примерно в такой же, как у меня, просторной рубахе с подшитым проволочным каркасом в плечах и груди.
Не ответив, я выскреб ложкой остатки каши, отправил ее в рот и швырнул пустую тарелку в груду остальных в центре стола. Оглядел темный зал с низким потолком – на меня уставилось не меньше пятидесяти рыл – и посоветовал:
– Хотите жить – сидите тихо.
Высказавшись, я подтянул к себе новую полную тарелку из добавочных, чем разом нарушил несколько здешних неписаных табу.
– Главное – главных не гневить… – с величавой, как ему думалось, задумчивостью обронил сидящий во главе длинного стола плечистый бородатый мужик с бритой головой, избегая смотреть на меня прямо и умело игнорируя выжидательные взгляды собравшихся вокруг него прихлебателей. – Да… главное – главных не гневить… и все в жизни будет сладко и тихо… Братья! – привстав, он положил руки на плечи сидящих рядом отсосов и, почувствовав дополнительную уверенность, заговорил громче: – И рабами жить можно! Главное – яйца при нас, братья! И потому мы братья!
– А не сестры, – буркнул я, выскребая вторую тарелку. – Ну да…
– Главное – главных не гневить! – голос мужика стал тоньше, он привстал еще чуток, но ног не выпрямил, явно не желая входить со мной в прямой конфликт. – Не гневить!
