И больше никаких зоомагазинов
Я выпустил из вида, когда родился брат. Вот ещё мать ходит с животом, вот я у бабушки в деревне. Когда на исходе августа я вернулся домой, в спальне на моей кровати барахтался младенец. Его звали Костиком. У стены стояла коляска, увешанная погремушками, а я вдруг понял: жить в этой комнате мне больше не придётся. Чувство одиночества, которое я, семилетний шалопай, вдруг ощутил, было вполне взрослым.
Сейчас уже не помню, что говорили родители, умиляясь Костиному лопотанию, лицо брата тоже затерялось в глубинах памяти. Хотя какое у месячного ребёнка лицо? Зато не могу забыть, как, глядя на крошечные горошины мизинцев на ногах брата, старался не заплакать от обиды. За эти «крутыши» я простил Костику всё, но не родителям.
Жизнь изменилась, как ни странно, к лучшему. Я пробовал на вкус новые слова: «смесь», «чепчик», «радость моя», «Тюня». Они были мягкие, как фланелевая одежда брата, с молочным запахом как «Бебипапа». Первый класс добавил к ним: «учитель», «урок», «перемена», «Светка Романова», «сменка», «щелбаны», «замечание» и – о, ужас! – «родительское собрание».
Меня переселили в самую маленькую комнату. В ней помещались лишь кровать и письменный стол, зато за стеной стоял телевизор «Горизонт». Вечерами, когда мне полагалось смотреть сны, я наслаждался очередной серией «Спрута». Просовывал под дверь зеркало и смотрел кино в перевёрнутом виде. Со временем догадался подставлять второе, чтобы выровнять отражение.
Костик не досаждал: ел-спал по часам, не болел, не плакал – меня это устраивало. У некоторых друзей были маленькие братья или сёстры, и я ужасался тому, как они могут доставать.
Бывало, мать просила приглядеть за Костиком, если ей надо было сходить в магазин или на почту. Я ставил возле коляски табурет и, забравшись на него, наблюдал за братом. Светлые колечки волос, ямочки на щеках. Я корчил рожи. Большие серьёзные глаза следили за мной, и вдруг лицо Костика озаряла беззубая лягушачья улыбка. Это был благодарный зритель.
Костику исполнилось четыре месяца, когда я набросал в постель пластмассовых солдатиков. Сам не знаю, зачем. Мама выгребла их и отвесила мне подзатыльник. Может, она решила, что мелкие игрушки повредят Косте, но, скорее всего, действовала автоматически: нахулиганил – получай.
Собирая солдатиков, я плакал от осознания несправедливости. Жёлтый, красный, синий…. Костик принялся стучать ногами. Мама вынула его из кроватки и прижала к себе, успокаивая.
– Тише-тише, Тюня.
Брат потянулся ко мне. Когда мама села рядом, он выхватил из моей руки солдатика и попытался завладеть остальными, которые лежали на полу. Пришлось опустить его на ковёр.
