В день, когда родился полковник Рауд, красный карлик Пайке выбросил особенно мощный протуберанец. Через тридцать четыре минуты плотный поток протонов пронизал атмосферу, но обгоревшим телам тех, кто не успел забраться в убежище, он уже не повредил. Эмма Рауд, худая и жилистая, как морской конек, с выгнутой для равновесия спиной, мчалась вниз по ступенькам госпитального центра Изборка. На предпоследней площадке отошли воды. Эмма не остановилась, только крепко вжала под живот подол больничной робы. Сзади вскрикнули, грохнулось тело, кто-то завопил от боли, кто-то разразился проклятиями. Эмма влетела в щель закрывающегося гермозатвора, больно стесав плечо. Глянула в сужающийся просвет – на лестнице куча-мала: руки, ноги, серые от натуги и боли лица. Она успела. Жалеть о тех, кто не смог, было некогда – Эмма всегда правильно расставляла приоритеты. Рауд выбрался на свет через пару часов под щелчки датчика радиации и мамин рев: «Да вылезай ты уже, черт тебя дери!»
Кожу кололо, волосы шевелились, во рту стоял вкус ржавого железа, между ног горело и саднило, будто сапогом кто врезал, но Эмма была счастлива.
«Ну фто, мелкий засранец, кто у нас тут мамочку восемь оборотов¹ мучил?» – засюсюкала она, взяв на руки сына, и Рауд потянул к ней багровые ручонки.
Шестьсот оборотов спустя полковник Рауд рукой в багровой перчатке подтянул к себе толстую подшивку из восьмисот сорока восьми бумажных листов, отпечатанных на доисторическом принтере. На титульном листке стояло: «Антон Весик „Узурпатор“». По бокам тянулись неряшливые полосы от изношенного картриджа.
– Мои экземпляры качеством получше. Уж не перепечатывают ли их в канцелярии? – сказал Рауд, переворачивая титульный лист. – Это какая редакция? В моей коллекции их уже двадцать три.
– Вы позволите?
Заключенный в ядовито-салатовой робе протянул руку. Пальцы заметно дрожали. В комнате было темно, единственный источник света – настольная лампа на гибкой ножке. Рауд развернул ее так, чтобы свет падал Весику на колени. Осветился голый бетон пола и стены, решетка вентиляции за стулом. Бумажная полоска, привязанная к верхней ламели еле заметно шевелилась. В комнате стоял затхлый запах гнилых орехов.
– Пожалуйста.
Рауд передал ему подшивку.Трясущимися руками заключенный раскрыл ее на середине. Тыкаясь кончиком носа, зашелестел страницами.
– У меня забрали очки, – извиняющимся тоном сказал он.
– Ну а как же, Весик? Вдруг ты разобьешь их и вскроешь вены? Ты нужен мне живым.
Весик, сощурившись, уставился на Рауда. Его длинное лицо благородного бледно-красного цвета, нервически подергивалось, густые седеющие волосы торчали в беспорядке.
