Глава 1. Танец
Мир был соткан из абсолютной, беспросветной тьмы. Это была не просто пустота, а древняя, немыслимо старая субстанция, поглотившая само время. В ней не было ни звука, ни движения, ни надежды. Лишь холодное, безвоздушное ничто, простирающееся за гранью всякого воображения.
Но тишину вспорол хрустальный звон, подобный треску бесчисленных вселенных. И тьма была повержена.
В самом сердце небытия родился свет. Он не был ласковым или приветливым; он был яростным, ослепительным, как первый вздох бога. Этот световой шквал вырвался из ниоткуда, клубясь и сжимаясь, пока не сформировал сияющее ядро – сердцевину чистого, неукротимого бытия.
Из этого пылающего очага ступило Нечто. Это был сгусток первозданной энергии, не имеющий ни формы, ни имени. Он напоминал живую молнию, заключенную в облик призрачного дракона или текучего духа. Его тело переливалось всеми цветами, которые никогда не видел этот мертвый космос: аметистовыми всполохами, изумрудными сияниями и золотом расплавленных солнц.
И оно начало блуждать.
Его движение было не простым полетом, а танцем творения и любопытства. Каждый его изгиб оставлял в тьме шлейф из искр, которые затухали с тихим вздохом. Оно плыло сквозь пустоту, и там, где его свет касался вечного мрака, тот отступал, шипя, как раненый зверь. Оно искало. Искало смысл в бессмыслице, форму в хаосе, жизнь в царстве ничего. Оно было первым вопросом, заданным в бездне, и первым семенем, упавшим в почву небытия, обещая когда-нибудь прорасти.
И тьма, впервые за всю вечность, пристально наблюдала за этим дерзким скитальцем, рожденным из ее же чрева, и таила в себе древнюю, ледяную ярость.
До этого мгновения Тьма была не существом, а состоянием. Вечным, самодовлеющим и бессознательным, как сон без сновидений. Она просто была – ровная, гладкая, бездонная и совершенная в своей целостности. В ней не было ни трещин, ни изъянов, ни вопросов.
Но свет стал той самой трещиной.
И по мере того, как сгусток энергии – этот Посланник Иного – блуждал в ее чреве, с Тьмой стало происходить нечто немыслимое. Ярость, что сначала была лишь слепой реакцией, начала кристаллизоваться. Она осознала свой собственный гнев. А чтобы гневаться, нужно обладать «Я».
Впервые за всю бесконечность Тьма почувствовала себя. Ее бесформенная масса, что раньше просто существовала, теперь обрела глубину. Она начала измерять саму себя, ощупывать свои собственные безграничные владения. Та пустота, что простиралась налево от света, оказалась холоднее и плотнее, чем та, что справа. Одна часть ее сути жаждала поглотить дерзкого пришельца, другая – наблюдала с холодным, нарождающимся любопытством. Это было рождение внутреннего мира – противоречивого и сложного.
