Глава 1. Пыль
Алексей считал, что его жизнь застряла в паузе. Не в драматическом, кризисном смысле, а в самом буквальном и оттого невыносимом. Она бубнила на одном ноте, тихом и монотонном, как гул холодильника в пустой квартире. Он слышал этот гул всегда, даже здесь, в святая святых – реставрационной мастерской Российской национальной библиотеки.
Воздух здесь был особенным. Он пах вечностью. Сладковатой пылью рассыпающейся бумаги, едким клеем, старой кожей и легким, почти медицинским духом химикатов. Для коллег это был аромат работы. Для Алексея – благовоние в храме, где он был охранником, забывшим слова молитвы.
Он сидел за массивным деревянным столом, под светом лампы, отбрасывающей жесткую, белую тень. Под его пальцами лежал корешок французского романа XVIII века. Работа ювелирная: аккуратно очистить, укрепить, подобрать тончайшую бумагу для вставки. Руки двигались на автомате, точные и бездушные. Он видел текст, но не читал его. Видел буквы, но не чувствовал за ними ни страсти, ни смысла. Просто объект. Еще один объект.
В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Кати: «Как ты?». Он отправил шаблонный ответ: «Всё ок, работаю». Они не виделись неделю, и он почти не скучал. Это и пугало.
Дверь в мастерскую скрипнула. Вошла Анна Викторовна, заведующая, женщина с лицом, хранящим тайны тысяч прочитанных книг.
«Королевский заказ, Лексия, – сказала она без предисловий, поставив на свободный угол стола продолговатый деревянный ящик, обитый потертым бархатом. – Частный коллекционер. Очень щепетильный.»
Алексей кивнул, отложив пинцет.
«Миссал. Рукописный. Шпайер, предположительно, середина XVI века. Состояние… нестабильное.» Анна Викторовна провела рукой по крышке ящика, смахнув несуществующую пыль. «Нужна полная диагностика и, если возможно, консервация. Переплет разваливается, чернила местами выцвели. Будь осторожен.»
Она ушла, оставив его наедине с ящиком. Алексей почувствовал слабый, едва уловимый толчок внутри. Любопытство? Вряд ли. Скорее, рутинное ожидание новой задачи.
Он отщелкнул медные застежки. Крышка отпала с тихим вздохом. Внутри, на ложементе из потемневшего шелка, лежала Она.
Книга была меньше, чем он ожидал. Толстая, неуклюжая, в досках, обтянутых потрескавшейся кожей с тусклым тиснением. Металлическая застежка была покрыта патиной, но не сломана. Он не сразу потянулся к ней. Сначала – просто смотрел. Это была не просто старая вещь. Это была тяжесть. Концентрированное время.
Он надел белые хлопковые перчатки, но тут же, вопреки всем правилам, снял их. Ему нужно было почувствовать. Прикоснуться.
