– Да задолбали вы уже со своей картошкой, – бурчала я себе под нос, нехотя надевая рукавицы и старые резиновые полусапожки. – Не бурчи, Лялюша. День-то год кормит, – наставительно сказала бабушка и кряхтя подняла лопату. Я только плечом повела и вздохнула. Ну почему все люди как люди. Кто на майские на Кипр, кто в Испанию, да хоть в наши родимые Сочи, одна я к бабке на дачу.Как же. Будто без меня она никогда эту картошку не посадит. Бабуля у меня ого-го! Маленькая, крепенькая и проворная, несмотря на свои шестьдесят восемь. И с лопатой управляется куда как лучше меня. – Давай, внучка. Как говорится, скорее начнем, скорее и закончим, – сказала бабуля и бодренько закинула лопату на плечо. Я вышла за ней, оглядела приличного размера участок, который нужно было за два дня успеть засадить картошкой новейшего сорта “Победитель”. – Сейчас вот лунки сделаем и потихонечку, потихонечку, – бабуля, приговаривая, уже успела пару лунок сделать и любовно положить в них по проросшей картофелине.Я же с тоской оглядела фронт работ и взялась за свою лопату. Со злости вонзила ее в землю и неожиданно отлетела, как будто меня чем отбросило. В глазах потемнело, тело затряслось как в лихорадке. Почему-то вспомнила, как в детстве с дуру сунула палец в розетку. Вот такое же чувство. Как будто меня током ударило.– Б-баб-бу-л-л-я-а, – едва прошептала я и увидела, как будто в замедленном кино, как оборачивается моя бабуленька и роняет лопату. А потом почувствовала, как ноги мои отрываются от земли и меня уносит натуральное торнадо. Поднявшийся вихрь был совершенно беззвучным и от этого очень страшным. Последний раз увидела я свою бабуленьку, которая что-то кричала и бежала, бежала ко мне….А еще я увидела там, далеко внизу себя. Я лежала, раскинув руки и подогнув ноги. Старые резиновые полусапожки валялись рядом. Я не шевелилась.Как это странно… Я ведь тут, а не там. Я же чувствую, вижу и даже слышу. Слышу, как бабуля кричит. А еще, как кто-то плачет…И тут замедленное кино резко исчезло и наступила полная темнота. Темнота и тишина.
– Солана, милочка, очнись! Очнись же, наконец, – сквозь темноту и тишину пробился чей-то встревоженный незнакомый голос. Женский, явно женский. И эта женщина только что плакала. Или плачет сейчас…
– Вик, она со вчерашнего дня не приходит в себя. Что мы скажем лорду Ширассу, что? Такой дракон, как он, не посмотрит на то, что девочка нашего рода, – почти простонала незнакомая женщина.
Где я… Что происходит? Кто это говорит… Перед глазами стояла пелена. Сознание упорно не хотело возвращаться.