– Иди, иди. Сюда, ближе. – Его звал певучий девичий голос. – Иди, ты совсем близко.
Небо полыхало красным пламенем, и выглядело это так, что его подожгли давно. Пламя колебалось, то наступало жаркими всполохами, то утягивалось назад, и тогда можно было увидеть далекие сожженные многоэтажные дома. Они, эти многоэтажки, обломанными черными зубами торчали в горящее небо. И туда, навстречу с голосом, его вела дорога. Дорога, проложенная среди неупокоенных, в самом центре не рытого кладбища, с могилами без крестов. Тут все они…. Все те, кто мечтал, жил любил и…. Ждал. Они все чего-то ждали. Всегда ждали. Но точно не такого.
– Иди ко мне, любовь моя! – Звал его девичий голос. – Приди ко мне, подари мне дитя!
Рыжий рванулся вперед, в лицо дохнуло огненным дыханием, будто демон, разинув пасть, ждал его, что бы пожрать. Сделал еще два шага, огненный шар ударил в лицо, сжигая кожу, но он перестал ощущать боль. Теперь это было, как если бы давно шатавшийся зуб вконец освободившись от связей с плотью, готовился выйти из десны, а она благодарная освобождению, сама подталкивала отторгнутую кость.
– Ооо! Леля. Лейся. Фатум. Ооо, да! Фатум, взойди! Леля. Лейся. Фатум. Взойди. Красный человек – умри. – Запел одинокий хриплый мужской голос.
Кожа, сжигаемая, плавилась, лохматилась и сваливалась под его шаги, которые становились быстрее, сильнее. А дорога расширялась, становилась ровнее и лучше. Вот она уже обросла с боков постройками, и все они так же были черными, сожженными. А в центре. В центре дороги желтым, отраженным светом загорелась Разделительная Полоса.
Он все шагал и шагал, а сбоку, рядом с дорогой, появлялись люди. Они, как и все вокруг, были черные, сгоревшие. Смотрели на него, не улыбались. Смотрели на него, ненавидели. Или боялись. А ему было плевать на них, он шел за голосом.
– Ооо – Леля, лейся. Фатум! Фатум, взойди! Леля. Лейся. Фатум. Взойди. Красный человек – умри.
Небо продолжало полыхать, сжигая под собой землю, сжигая все то, что еще можно было сжечь. Рыжий оглянулся назад, и увидел свой пройденный путь, дорогу, постепенно сужавшуюся в точку и окно зева – входа сюда.
– Входа куда? – Задал он себе вопрос, но…. Странно – его это не волновало. Не волновало, как он сюда попал, где он и выберется ли отсюда. И еще – пришло чувство, что знает это место, знает эту дорогу, словно ходил по ней.
– Скажи имя! – Женский голос, но не тот, не девичий. Старушечий, надтреснутый, злой. Обещающий беду. – Скажи имя!
– Иди ко мне! Иди ко мне! Мой любимый! – Девичий голос лил мед, обещал, звал к себе. И Рыжий шел. Он шел к ней.
