Женева, ЦЕРН. Март 2037 года. 03:47
Гул.
Ханс Мюллер давно перестал его замечать – так же, как перестаёшь замечать собственное дыхание. Двадцать лет в подземельях ЦЕРН приучили его к этому низкому, почти неслышному рокоту охлаждающих систем, к вибрации, которая передавалась через бетонный пол и поднималась по ногам, оседая где-то в основании черепа. Иногда, засыпая дома в тишине женевской квартиры, он ловил себя на том, что ему не хватает этого звука. Как будто мир без него был неполным.
Контрольная комната ночью напоминала капитанский мостик корабля, дрейфующего в межзвёздной пустоте. Ряды мониторов отбрасывали голубоватый свет на лица немногочисленных операторов – в эту смену их было трое, включая самого Ханса. Мартин, молодой итальянец с вечно взъерошенными волосами, дремал в углу, откинувшись в кресле. Софи, аспирантка из Лиона, сосредоточенно что-то печатала, и стук клавиш создавал неожиданно уютный контрапункт к гудению систем.
Ханс потянулся к термосу. Кофе был уже едва тёплым и горчил, но это не имело значения – кофеин всё равно делал своё дело. Пятьдесят два года. Двадцать из них – здесь, под сотней метров швейцарской земли, в компании самой сложной машины, когда-либо созданной человечеством. Большой адронный коллайдер. Двадцать семь километров туннелей, выстланных сверхпроводящими магнитами. Храм современной физики.
Он отхлебнул кофе и поморщился.
Сегодняшний эксперимент был рутинным – столкновение протонных пучков на стандартных энергиях, сбор данных для статистики. Ничего особенного, ничего нового. Тысячи подобных столкновений происходили каждую секунду, и детекторы регистрировали их с бесстрастной точностью. Каскады частиц рождались и умирали за доли наносекунды, оставляя после себя только цифровые следы на жёстких дисках.
Ханс знал эти следы наизусть. Кривые распада, спектры энергий, статистические распределения – всё это он мог читать, как иные читают утренние газеты. Не то чтобы он понимал глубинную физику происходящего – это была территория теоретиков, людей вроде той японки из седьмого сектора, Танабэ, которая иногда спускалась сюда со своими непонятными вопросами о «паттернах в шуме». Но он знал, как выглядит норма. А норма выглядела именно так: ровные графики, предсказуемые пики, числа, укладывающиеся в ожидаемые диапазоны.
Монитор справа мигнул, и на экране появился очередной результат столкновения. Ханс скользнул по нему взглядом – профессиональная привычка, въевшаяся в подкорку. Протон-протонное столкновение. Энергия в центре масс – тринадцать тераэлектронвольт. Образование кварк-глюонной плазмы. Каскадный распад. Мюоны, пионы, каоны – стандартный зоопарк элементарных частиц, разлетающихся от точки столкновения, как осколки разбитого стекла.
