Ночь уносила людские вопли и стоны. Земля и корни впитывали кровь вместо воды. Лучи спасительного солнца рассекали тьму, отгоняя силуэты кровожадных тварей, что разбежались в страхе поутру.
На земле валялся мальчишка. Истекший кровью и холодный, как горный ветер. Из почерневшего тела торчало острое сукно. Треснувший рог выпал из ослабших рук и валялся у его ног. На разорванной в клочья одежде виднелся едва различимый символ школы политики города Ферромуром.
В потухших глазах отражался рассвет, который так любил встречать мальчишка с наставником. В этот раз он до него не дожил. Он исполнил свой долг. Пошёл на всё, чтобы спасти друзей, но погиб, так и не узнав, хватило ли ему сил сохранить их жизни.
Любовь, желания, мечты и страх остались позади. На душе остались лишь покой и тишина.
– Не время умирать! – пронзительный голос заставил сердце сделать столь важный удар, за которым последовал слабый стук в груди.
Это был ещё не конец.
Самое главное в погоне за светом – не увязнуть во тьме…(С) Максимиан Софос
220 год, 14 день северных ветров, 6 часов утра
Скала Оретеррис, окрестности Ферромурома.
Первые лучи солнца разорвали ночную синеву, окрасив горизонт в кроваво-золотые тона. На краю скалы, над бушующим внизу морем, стоял седовласый старец. Серые глаза Максимиана Софоса, казалось, впитывали сам свет.
– Солнце восходит… – его голос, тихий, но четкий, нарушил утреннюю тишину. – Каждый раз оно всё прекраснее, а жизнь… короче. Многое уже не свершить. Но есть и то, что лишь предстоит начать… – долгое молчание повисло в прохладном воздухе.
Одет он был по-городскому, но без вычурности: длинный поношенный сюрко с капюшоном, светло-серые, видавшие виды ботинки. На поясе – ножны с лилиями. Особое внимание приковывал меч. Позолоченная гарда в форме стрелы, рукоять, обтянутая кожей – для двуручного хвата. Лезвие из чистейшей белой стали – легче и прочнее обычных сплавов. Но главное – огромный рубин с большой палец в ширину, вмурованный в рикассо. Он пылал, как само восходящее солнце, давшее мечу имя – «Восход».
Максимиану было за семьдесят, но годы легли на него иначе, чем на сверстников. Стройный, подтянутый, он не был дряхл. Лишь в глубине глаз читалась усталость от прожитых лет и нереализованных надежд. Он вписал имя в историю, но не изменил королевство к лучшему. Именно из-за этих душевных терзаний он и стал наставником – чтобы вырастить тех, кто по-настоящему перевернет мир. Это его четвертый, и последний, выпуск. «Закат должен быть ещё прелестнее восхода…» – мысль прозвучала как клятва.
