– Дикости! Хочу дикости! – первое, что услышал Фадеич, когда открыл дверь. На крыльце стояли три парня, девушка и паромщик Толик. Вперед выступал молодой человек низкого роста, коротко стриженный, лет двадцати пяти – двадцати восьми. Лицо его еще не потеряло юношеской свежести и наивности, но в глазах уже читалась взрослая расчетливость и, как показалось Фадеичу, жестокость. Полуулыбка, полуусмешка блуждала на его тонких губах. Это он хотел дикости. Фадеич сразу отметил парня как главного в компании и мысленно обозвал Бугром.
Рядом с ним стоял здоровый, под два метра ростом, румяный, с вьющимися рыжими волосами молодец и тоже улыбался. Улыбался искренне, во весь рот. Физиономия со всеми морщинками и зигзагами выражала мальчишеский задор и шкодливость. Фадеич пометил его Телком. Третий гость был щуплый, со всклокоченными волосами, оттопыренными ушами и выпирающим кадыком. Возраста примерно такого же, как и его товарищи. Он смущенно растягивал губы и смотрел виновато. «Щуплый».
Девушка единственная, кто не улыбался в их компании. Она выглядела уставшей. Ее лицо излучало какое-то ускользающее, утонченное очарование. Привыкший видеть дородных деревенских женщин, Фадеич засмотрелся на стройную фигуру в обтягивающей синей футболке и облегающих джинсах. «Цацка», – согласился он с собой.
Толика-паромщика Фадеич знал давно.
– Вот, Фадеич, русо туристо. Принимай постояльцев. Как договаривались, сразу к тебе, – говорил Толик, присвистывая в дыры между зубов. Многозначительно подмигнул: – Я пойду, паром надо закрыть и вещички парней принести.
Толик спустился с крыльца и, прихрамывая на короткую ногу, поковылял к калитке. От компании шел крепкий запах спиртного.
– Ты нас извини, отец, но мы просто взрываемся от восторга. Тысячу лет не покидали цивилизации, а у вас здесь такая глушь, – Бугор обернулся и окинул покровительственным взором свиту. Телок громко загоготал. – Крутэйбл, земли не чую. Стопудовый тачдаун, – задрал физиономию, вытянул губы в трубочку и завыл. Щуплый хихикнул, словно поперхнулся.
– Ну давай, бать, устраивай нас. Паромщик хвалил твои сервисы. – Бугор вытянул из кармана пятитысячную купюру, сунул Фадеичу в руку.
– Въездные, – пояснил он. Оттеснив хозяина с дороги, шагнул через порог. Товарищи плотной группой последовали за ним через переднюю в гостиную. Девушка задержалась, посмотрела на Фадеича, вжавшегося в вешалку с бушлатами, и когда тот посторонился, вошла свободно в распахнутую дверь.
Крепкий мужчина с красным широким лицом, закаленный суровым забайкальским климатом, привыкший работать руками и самостоятельно добывать пищу, стоял с открытым ртом, часто моргал и сжимал в кулаке купюру. От такой наглости и напора у него перехватило дыхание. Тем временем постояльцы вертели головами по сторонам, беззастенчиво рассматривая жилище, словно оказались в краеведческом музее.
