Глава 1. Последний рассвет
На краю деревни, где дорога превращалась в колею между бардюром старых вишен и сгоревшими покосившимися сараями, дом Гриши стоял как незаконченная мысль – узкий, с кривой печной трубой и воротами, которые всегда закрывались не до конца. Раннее утро пахло холодной землей и чаем, который дед кипятил так долго, что он становился не напитком, а судьбой.
Гриша шел по двору с набором старых тряпок и ведром. Он был не то что бы слишком молод – двадцать два, если верить документам, – но выглядел моложе: худые плечи, руки в мозолях от работы на станциях в соседних городах, глаза, в которых оставалась тёплая несмелость. Его жизнь была ритмом: подмети – подай – почини. В деревне это называли служением дому. Дед, ветеран войны, давно говорил, что такие люди – как домовые: незаметны, но охраняют.
Дед сидел у окна, и мирился с прошлым так же, как с поломанным табуретом – поправлял и уставал. На груди у него всегда болталась медаль – запятнанная и уже без булавки – и рассказывал легенды: про домовика, который умел прятать зерно, заводить скот, а однажды – по словам деда – даже остановил грому своим табаком. Дед говорил и смеялся, и в его голосе было то, что Гриша принял как истину: если слушать – дом ответит.
– Ты слушай, старик, – говорил дед, – дома разговаривают. Домовой не показует лицо. Он оставляет следы: тёплую чашку, упавший гвоздь, запах дыма там, где его не было. А если выпадешь – помни: дом не бросит.
Гриша улыбался и запирал старый сарай, где он хранил инструменты. Сегодня должен был быть рядовой день: починить крышу у соседа, почистить колодец и подвезти дрова старушке у поворота. Но небо над деревней начало сереть иначе. В облаках появлялись странные жилки света – как если бы кто-то пытался вырезать в небе рисунок.
Когда он поднимался по лестнице к чердаку соседа, ветер уже пел металлическими нотами, и в воздухе висело ожидание, такое же острое, как запах грядущего дождя.
– Гриша! Не лазь на крышу! – донесся из двора дедов голос.
Гриша остановился на ступени. Дед выглядел старым шкипером, который знал карты ветров. Но Гриша сделал шаг вверх. Он любил крыши – там он думал. С крыши видно не только двор, но и всю деревню, и иногда – если повезет – и звезды. Дед когда-то сказал ему, что звезды – как огни чужих домов. Они манили.
Он добрался до конька, и в тот момент впервые почувствовал что-то нелепое и теплое: будто старый дом заговорил шепотом под руками. Чердак жил – дерево дышало, гвозди тянулись и стонали. Ветер усиливался. Гриша присел и упер ладони в прохладную черепицу. Струна света на небе сгущалась. Никто в деревне такого не видел.
