Пролог, или О беспокойствах и сомнениях ангела Господня Пантелеймона
Лета от сотворения мира 6658, от Рождества же Христова 1151 года святки выдались необычайно студеными. Была это, пожалуй, самая суровая из зим, которую довелось пережить ангелу Пантелеймону с тех пор, как несколькими столетиями раньше здесь, на Руси, появились первые христиане и захожего греческого попа угораздило наименовать при крещении одного из них Пантелеймоном. Земли же в Европе и Азии, которые дотоле приходилось облетать ангелу, не ведали вообще морозных зим – не говоря уж о предвечном пребывании в сонме у Престола Господнего, где ни холодно, ни жарко и куда ангел Пантелеймон отнюдь не желал бы теперь вернуться, потому что извелся бы там от скуки.
А сейчас стоят трескучие морозы, поистине трескучие – потому что ангел сам слышал, пролетая над Днепром, как трещит лед, сковавший эту могучую реку. Впервые поверил тогда он в басню, что в такой мороз птицы замерзают на лету. Сам-то он замерзнуть не мог, однако крылья у него обледенели, пришлось спускаться на ближайшую избу и оттаивать их в струе дымного и теплого воздуха, тянущегося из волокового окна. Вместе с дымом, теплом и запахами крепкого стоялого меда до ангела Пантелеймона доносились обрывки застольной беседы трех русичей, успевших уже обсудить бабьи проделки, святочные новости в околотке и повернуть на наезженную колею болтовни о княжеской междоусобице. А тем самым и отвлечь ангела от зряшных размышлений о том, как бы он выглядел в белом овчинном полушубке поверх туники, какой длины следовало бы в таком случае делать в полушубке прорези для крыльев и не стало ли бы это нарушением Устава вышних сил? Ведь удивился ангел Пантелеймон: разве в такие морозы война не затихает – даже эта, почти бесконечная русская война за великое киевское княжение? А в том, что она неминуемо вспыхнет снова, нечего и сомневаться: всем понятно, что великий воин земли Русской великий князь Изяслав Мстиславович, внук Мономаха, выбитый из Киева дядей своим суздальским князем Юрием Владимировичем Долгоруким, не удовольствуется оставшейся у него последней волостью, Владимиро-Волынским княжеством, и обязательно продолжит борьбу за золотой киевский стол.
Пропуская мимо возвышенного своего слуха слова, жеванные одним из мужиковатых собеседников, «ото ж» и «тако воно и есть» второго и матерные выражения, обильно уснащающие речь всех троих, ангел Пантелеймон узнал и кое-что новое для себя из мнения народного о князе Изяславе, в святом крещении Пантелеймоне, а стало быть, о своем подопечном. Оказалось, что именно сейчас Изяслав Мстиславович оказался в положении едва ли не самом тяжком со дня смерти отца его, великого князя киевского Мстислава Владимировича. Дядя – враг его осуществил, наконец, давнюю свою мечту и стал великим князем киевским, а Юрьевичи, сыновья дяди, сидели один в Переяславле, ключевом городе юга Руси, откуда князю лежит прямая дорога на киевское великое княжение, а два других в Пересопнице и Дорогобуже, уже самому Изяславу перекрывая путь к Киеву и стесняя его в последнем владении. Вечный союзник Юрия и противник Изяслава галицкий князь Володимирко Володаревич был богат и силен как никогда, а в далеком дивном Царьграде крепко держался за подлокотники своего престола, золотыми поющими птицами да рычащими зверями украшенного, венценосный покровитель Юрия греческий император Мануил. Зато постоянный союзник князя Изяслава, еще один дядя его, трусливый и бестолковый Вячеслав Владимирович, как раз помирился с братом Юрием, а зятья Изяславовы, польский король Болеслав Кудрявый и венгерский король Гейза, завязли в войнах на границах собственных государств и не могли прислать войска в помощь, не говоря уж о том, чтобы самим вмешаться в русскую усобицу.
