Пролог: Когда шепчет ветер над черепичными крышами
Город спал, погрузившись в тяжкий полумрак. В небесах, застланных сизыми облаками и сетками проводов, почти не было видно звёзд, только неверные отсветы газовых фонарей, расчерчивающие узорами улочки. Я шёл по двору Старого Университета, прижимая к груди потрёпанный портфель с чертежами, и чувствовал, как ветер овевает седую щетину на подбородке. Сквозь островки жёлтого света, который изливали лампы на высоких столбах, я различал контуры величественных башен и ажурных металлических конструкций.
Мне шестьдесят лет, и я привык к тому, что каждое движение паровой машины, каждый выдох угольного котла, каждый запах горелого масла сопровождает меня повсюду. Такая реальность: дымящиеся рельсы, по которым ползут стальные паропоезда, громоздкие электромеханические «арифмометры», газовые рожки да катушки Тесла, с трудом обуздавшие молнии.
Сегодняшний вечер, осенний и промозглый, особенный: я, профессор Фридрих Дмитриев, собирался провести эксперимент, который должен был подтвердить мою сумасшедшую теорию о параллельных реальностях. Я работал над ней десятилетиями, терпел насмешки, утратил покой и почти все прежние связи. Вся моя жизнь свелась к подземным сводчатым лабораториям, где я сконструировал аппарат, названный мною «Эфирный Компас». И теперь настал час проверки.
Когда-то давно, в юности, я работал на Паровом Заводе, создавал турбины и паромобили – мне пророчили карьеру выдающегося инженера. Но меня тянуло к космологии и физике эфира, я мечтал понять устройство Мироздания глубже. Потом произошла автомобильная авария (точнее, «паромобильная» – столкнулись два грохочущих колосса), в которой я чудом выжил, но получил серьёзную травму головы. И в коматозных видениях мне явилась странная картина: будто я одновременно нахожусь в двух местах, в двух разных реальностях. То было откровение, толкнувшее меня искать способ заглянуть «за грань» нашего мира.
Годы спустя я попал в Университет в качестве преподавателя механико-эфирных дисциплин, а затем – на должность «старшего научного сотрудника», где с благословения ректора занял просторный подвал для своих опытов. Здесь я ночевал и днём, и ночью, обкладываясь кипами книг о квантовом эфире и схемами, казавшимися любому нормальному человеку бредовыми. И вот, по моим расчётам, именно в полночь энергетические колебания эфира достигают оптимума для «разрыва».
Так я и очутился в этот прохладный вечер перед массивной дверью подвала – тяжёлым дубовым полотном, обитым листовым металлом с узорами шестерён. Толкнул её, и навстречу мне вырвался тяжёлый воздух с примесями машинного масла, железной стружки и озона: типичный запах моей лаборатории. Я вошёл в тускло освещённое помещение, внутри которого слышалось ровное шипение пара и негромкий треск катушек.
