ГЛАВА 1
– Немочь-то моя? Да не... Никуда она не пойдёт, болезная. Куда уж ей, – плотная коренастая девушка махнула короткопалой рукой и снова склонилась над корытом.
– Так все благородные будут. Чай, праздник не малый, годовщина правления династии. Или она у тебя не из благородных? – парень-разносчик из овощной лавки небрежно устроился на своём плетёном коробе. Нежные листья салата передавило крышкой, но горе-работничек этого даже не замечал, всё внимание ухлопав на пышную грудь прачки, колышущуюся в широком вырезе блузы.
– Из благородных. А как же, – девица подбоченилась, явно собираясь снова нарушить одно из главных правил моего дома: не болтать о хозяйке. – Бледная, чахлая, от солнца прячется, от ветра кутается так, что только нос торчит. Что ни месяц, на воды эти лечебные ездит. А толку-то? Вертается через раз страшная, глазищи с кулак, щёки запавшие, а на простынях знаешь чего? Кровь, вот чего!
– Ишь ты! – присвистнул разносчик. – А может, она того... Плод вытравливает?
– Ну, ты и удумал, – расхохоталась прачка. – Для плода мужик нужен. А тут таких не бывает. Кому как не мне знать. Всё её бельишко через мои руки идёт! Не... Болезная она. Мне про такое на рынке молочница сказывала. Есть у благородных такая болячка. Иголкой ткнёшь, и вся кровь вытечет. Вот и у ней тоже.
– А чё ж она до сей поры не померла? Чай, не дитя малое.
– А бог её знает, – пожала плечами девица, бросая в корыто очередную простыню. – На то и лечится, видать. Но я себе на всякий случай место присматриваю. А ну как помрёт доходяга не ко времени?
«Доходяга, может, и помрёт, но новое место тебе в любом случае понадобится раньше», – проворчала я себе под нос, отходя от открытого по случаю летней жары окна.
Прислуга была, есть и будет источником сплетен. Я относилась к этому как к неизбежному злу, довольствуясь тем, что сама задаю тон этой болтовне. Но вот с прачкой, как выяснилось, крупно просчиталась. Откуда мне знать, что по обычным несвежим простыням видно так много?
Поймав своё отражение в зеркале, я грустно улыбнулась: «Действительно, откуда, если ещё лет десять назад я и о существовании самих прачек не подозревала?»
Перед внутренним взором замелькали роскошные платья и отблески тысяч свечей, отточенные пируэты высокородных дам и предупредительные кавалеры. Я забыла их лица, но ощущение праздника, всеобщее преклонение и блеск двора помнила до сих пор. К сожалению, помнила. А ведь уже давно не было ни кавалеров, ни того двора. Да и меня тоже уже нет. Спасибо покойному Густаву Четвёртому, сынок которого родился три месяца назад. Мне нравилось думать, что эта кара – не увидеть собственного сына, банально свернув шею на охоте – постигла старого короля именно за мою изломанную жизнь. Впрочем, думать об этом я себе позволяла крайне редко и совсем недолго: слишком большая роскошь в моём положении.
