Пролог
Сочинение странника Годара
(Из материалов Секретного военного архива Королевства Суэния)
Да будет благословен день, когда взрослые заключили в квадрат забора кусок земли перед домом, и хрупкий от неуправляемой силы взгляд перестал блуждать по фрагментам бескрайних улиц с пугающими формами и упёрся в конкретный тополь – один из десяти, оказавшихся в плену ограды. И потеплели глаза, увидев собаку… Подбородок приподнялся над перилами балкона, потому что Мальчик привстал на носочках и ещё раз пересчитал все десять тополей и заметил, что они могли бы пройтись макушками по небу, если б небо спустилось ниже.
Так думал мальчик девяти лет, только иными, немудрёными своими словами, которые неловко прилипали к новым – странным, приятным и в то же время осторожным в своём напоре чувствам, когда впервые получил разрешение спуститься на только что построенную детскую площадку с далёкого седьмого этажа.
Вбежав в калитку, он споткнулся, а собака, лежавшая под деревом, как снег, сразу поднялась, и, не дав ему времени на раздумья о размерах опасности, подалась, потянулась к нему одним бесконечным разом – пушистая, белоснежная, сияющая угольками глаз, поигрывающая бубликом хвоста. Она упёрлась передними лапами в щуплый его живот и лизнула руку. Это был тёплый, удивительно нежный снег. Он замелькал вокруг Мальчика, засверкал, завертел им. Щёки мальчика вспыхнули. Когда же щенок – а это был резвый, наивный, ласковый к жизни щенок – перевернулся на спину, обнажив розовое брюшко в рыжеватых родимых пятнышках, мир окутал туман, и мокрые стволы тополей, качнувшись, поплыли, натыкаясь друг на друга, вдоль ограды.
Мальчик опустился на одно колено и приложил ладонь к розовой мякоти.
Десятки слезящихся солнц пылали на вздымающейся кожице.
Щенок, присмирев, как-то странно заглянул в его лицо сузившимися глазами… Когда мальчик нашёл в себе силы оторвать от собаки неподвижную руку и обвести отсутствующим взглядом то, что окружало их, всюду в поле его зрения находилась Собака.
– Бабария! – выкрикнул он придумавшееся имя щенка. Он шёл за ним вдоль ограды, в белёсом тумане, машинально проводя пальцами, словно по клавишам, по белым доскам забора. Бабария зализывала, выпрямляла шероховатости его души, о которые он прежде ранился. Резвясь, они бегали наперегонки по бесконечно пьяной траве, и немыслимо тёплый ветер – ветер цвета собаки – раздвигал чёлку на лбу, обнажая его высоту, и брови ползли вверх, и тогда, покрывшись поперечными складками, лоб делался похожим на полотнище белого флага.
Шли недели. Избалованная вниманием хозяина, Бабария не покидала детской площадки, а Мальчик, гуляя во дворе, не предпринимал попыток проникнуть за его пределы. Он дал знакомым тополям имена, и часами наблюдал за тем, как бродят они, широко расставив ветви, в белёсой мгле, и, изредка наткнувшись друг на друга, едва заметно вздрагивают воздушной листвой. Иногда он окликал одно из деревьев по имени – и оно замирало. Мальчик же, стремительно подбежав к стволу, прижимался к нему спиной и глядел вверх, на окроплённую синевой макушку.
