Монах долго осматривал его затылок и шею, просил крутить головой, наклонять и задирать её, трогал и трогал отек пальцами, выдавливая из раны кровь и после этого сказал:
– Думаю… Слава Богу, кость в шее цела и зашивать рану не нужно… Вдруг начнёт гнить, отставлю гною выход. Волосы вокруг выбрею, так рана будет чище. Смажу серной мазью с шалфеем. Болит?
– Терпеть можно, – отвечал кавалер, пробуя вертеть шеей.
Рене, Роха и Бертье стояли тут же, молчали, смотрели и слушали монаха, и Максимилиан был тут, и ещё сержанты. И поэтому разговор, который начал Рене, был Волкову особенно неприятен.
– Какая в вашей храбрости была необходимость? – спросил Рене, вертя его помятый шлем в руках. – Я у Бертье спросил, так он говорит, что вы пошли вперёд сами.
– Туман был, – сухо ответил Волков.
– Туман? А может, ты храбрость свою показывал? Так тут и так все знают, что ты храбр до безрассудства, – на правах строгого знакомца фамильярно «тыкал» ему Игнасио Роха. Он взял из рук Рене шлем Волкова и попытался пальцами вытащить застрявший в «затылке» обломанный шип моргенштерна. У него не вышло, шип сидел намертво.
– Вся наша блестящая победа ничего бы не стоила, если бы вы сейчас были мертвы, – продолжал Рене.
Эти нравоучения раздражали кавалера, а ещё монах так противно выскребал рану бритвой, что хотелось заорать на него. Он едва сдерживался, чтобы не послать офицеров к чёрту. Только Бертье встал на его сторону:
– Да будет вам, господа, ничего же не произошло, иной раз мне самому хочется встать в первый рад, взять топор да позабавиться немного, тем более что кавалер пошёл вперёд из-за тумана. Я ему сказал, что его место под знаменем, а он ответил, что в таком тумане никто его там не увидит и что нужно поглядеть, кто там впереди.
– Кавалер, – продолжил Рене, – мы не смели бы вас упрекать в другом случае, это было бы вашим делом, где вам быть во время сражения, но вы наш вождь, а ещё наш сеньор. Вы дали нам место для домов на вашей земле, дали нам землю для пахоты, и нам не хочется этого терять. Если вас убьют, а вы не оставите наследника, на Эшбахт сядет другой господин. Он может привести своих людей, а нас попросит вон. Так что ваша жизнь… Она не только ваша.
– Он прав, Фолькоф, – сказал Роха всё так же фамильярно. – Ты уж либо заведи наследника, либо не лезь на рожон.
Кавалер молчал. Будь они хоть трижды правы, слушать их ему надоело. Волков оттолкнул руку монаха, который, кажется, закончил брить ему затылок, встал и пошёл прочь от них. За ним отважился пойти только Максимилиан. Да ещё монах.
