– Ну же, склонись передо мной, – сказал Франграсьян.
Он смотрел на Мануш-читру с высоты седла, и вид у него был совсем не торжествующий – весь в пыли и запекшейся крови, усталый и мрачный.
Мануш-читра облизал губы.
– Где Аграэрата? – спросил он.
Последнее, что он помнил отчетливо – как левое крыло туранского войска, уже теснившего иранцев с флангов, вдруг дрогнуло: одна его часть развернулась и помчалась назад, а другая принялась бестолково топтаться на месте. Клещи разжались, и это дало Мануш-читре желанную передышку. Они успели отступить и перестроиться прежде, чем туранцы опомнились. Конечно, их все равно было слишком мало, и в конце концов они были принуждены сложить оружие; но по крайней мере их не окружили и не перебили, как овец. Благодаря Аграэрате, простодушному брату Франграсьяна, командовавшему левым крылом.
Чего ему, конечно, не простят.
Лицо Франграсьяна исказилось, и на долю секунды Мануш-читре показалось, что тот сейчас рубанет его мечом прямо с седла. Но Франграсьян отвел глаза и сплюнул.
– Убит, – коротко бросил он и, прежде чем Мануш-читра успел открыть рот, жестко добавил: – Я его убил. За то, что он чуть не отнял у меня победу. И так же будет с каждым, кто посмеет мне помешать. Так что склонись передо мной, живо, и признай меня своим повелителем, пока тебе еще есть чем кланяться.
Мануш-читра оглянулся на уцелевших воинов – безоружных, понурых. Ох как им не хотелось склоняться перед захватчиком и признавать надменного туранца своим повелителем. Но выхода не оставалось – Франграсьян уже показал, на что он способен. Достойный внук Туры, проклятого братоубийцы. Если воспротивиться ему сейчас, он просто перешагнет через их трупы и пойдет дальше. Его кони вытопчут цветущую иранскую землю, и само имя иранцев забудется, а если кому посчастливится уцелеть – те еще долго будут вспоминать и проклинать гордеца Мануш-читру, который мог их спасти, а вместо этого обрек на гибель.
Он вздохнул.
– Хорошо, Франграсьян, – сказал он. – Ты победил.
Тот дернул плечом, будто отгоняя назойливую муху.
– Вот и славно. Ну, что встал? Садись на коня, покажешь мне дорогу к моему дворцу.
Они ехали через поля, к заходящему солнцу. Франграсьян молчал; Мануш-читра не знал, о чем он думает. Сам он думал об Аграэрате. Они познакомились в те далекие времена, когда Мануш-читра, еще не смея открыть свое имя и род, под видом простого воина отправился в Туран. Он знал, что судьбой ему назначено отомстить за своего деда Арью, вероломно убитого собственным братом – Турой, правителем туранцев, который после того похвалялся, что оставил Иран без головы, и обложил иранцев позорной данью. Мануш-читра хотел понять, что за люди туранцы и какого они мнения о своем правителе. Людьми они были странными: в отличие от иранцев, живших в своих домах, возделывавших свою землю и никуда с нее не трогавшихся, пасли скот и кочевали вслед за ним в легких передвижных шатрах. В Мануш-читре сразу опознали чужака и откровенничать с ним не спешили, а несколько горячих голов и вовсе решили преподать глупому иранцу урок – пускай убирается к своим горшкам да грядкам, а к свободным туранцам не лезет. Мануш-читра отбился бы, но тут неожиданно появился еще один туранец – не простого рода, судя по одежде и богатой сбруе его коня. Он прикрикнул на задир, и те, удивительное дело, не стали с ним спорить, а смешались и отступили. Оторопевший Мануш-читра не нашел ничего умнее, как спросить:
