Смеркалось. Тьма надвигалась огромными тёмно-фиолетовыми тучами. Злобно завывал волк в глубине леса и строчил, как из пулемёта , неугомонный дятел. В серых глазах быстро промелькнувшей гадюки я ощутил взгляд демона. Мы стояли в дикой, непролазной тайге. Нас было трое, и мы заблудились…
Уже семь часов мы были в поисках Соборов*. Мошкара не давала покоя, трава-резучка изрезала руки и ноги, комары утомились от питья нашей крови. Шура крестился и шептал молитву,как настоящий моряк, сбившейся с курса:
– Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
– Джон, – спросил я, – так ты точно помнишь, что именно сюда надо идти?
– Мамой клянусь, отстань, не мешай мне думать. Дай лучше, Володька, воды.
Я протянул литровую бутылку, в которой было несколько глотков вперемешку с нашей слюной. Джон спросил:
– Это всё?
– Всё, – ответил я и приготовился к худшему.
Вокруг было множество лежбищ диких кабанов. Шорохи из леса становились громче и ярче, ведь приближалась ночь, а ночью лесное зверьё любит выходить на охоту. Во время нестерпимой жары знойного дня оно пряталось в убежища, впадало в томительный сон , а ночью голод брал своё – хотелось быстрее насытиться и поразвлечься в брачных играх. Но мы, ребята городские, привыкшие к комфорту, за двадцать пять лет позабыли, что такое Ольгинская тайга. Уставшие и голодные, с рюкзаками по тридцать килограммов, мы стали спорить о том, что нам делать дальше.
– Я никуда не пойду, – сказал мне Лубянов Шура, – делайте, что хотите со мной, я устал и мне всё по фигу. Затем он сел на траву и, выругавшись, плюнул в нашу сторону.
– Связался же я с вами, захотел посмотреть ваши чёртовы Соборы… Нет, всё! С меня хватит! Идите, куда хотите, а я уже не могу. Вы с самого начала сбились с пути и не хотите признать эту ошибку, поэтому я советую остановиться в ближайшей бухте.
