Свинцовый шарик в его карманных часах пересек границу первого квадранта, когда нигредо шагнул в проделанный им коридор и покинул пустоту, которая называлась «бункер» – двадцать восьмой по его личному счёту. Он выяснил это, изучая и анализируя сохранившиеся документы, надписи на стенах и прочие свидетельства давно закончившейся суеты. Пустоты с таким названием попадались довольно часто; с некоторых пор по всей многострадальной тверди были разбросаны всевозможные «командные пункты», «станции слежения», «шахты», «хранилища» и тому подобные новообразования. Случалось, они медленно разрастались – как раковые опухоли в некогда здоровом теле.
Впрочем, нигредо было грех жаловаться. Раньше, благодаря обилию пустотников, ему хватало еды, даже оставались излишки. То был золотой век. Нигредо не убивали друг друга, некоторые объединялись и вместе ломали твердь. Однако времена изменились к худшему, и теперь борьба за угодья шла не на жизнь, а на смерть. Кстати, о смерти он знал не понаслышке.
Чужие языки также не являлись для него проблемой; все нигредо, независимо от того, когда они покинули Колыбель, обладали врождённым талантом постигать смысл и связь любых знаков – от иератических символов до алфавитов. В крайнем случае он мог прибегнуть к помощи призраков – мёртвых пустотников всегда было и будет гораздо больше, чем живых. Он улавливал их тонкие вибрации, и потребность в речи и мыслях отпадала вовсе.
В бункере номер двадцать восемь нигредо обнаружил шестерых. Он неплохо провёл с ними время, узнал кое-что новое, поэтому и задержался в пустоте дольше, чем обычно, – примерно на четыре спирали. Впрочем, призраки не считались серьёзной добычей, хотя и позволяли пополнить запас энергии. На этот раз он взял себе только троих – на тот маловероятный, но всё-таки возможный случай, если когда-нибудь придётся туда вернуться. По мере удаления от места смерти они быстро утрачивали питательные свойства даже при хранении в специальном контейнере.
Неутолённый голод гнал его дальше и дальше, в вечную тьму еще не пройденной тверди, взламывать которую стоило тем больших усилий, чем дольше он оставался без пищи. Настоящей пищи.
Нигредо шел в абсолютной темноте, не расходуя драгоценную энергию на бесполезный свет. Зачем ему свет? Он находился в своей стихии. Для него не было ничего более естественного, чем движение в коридоре – не важно, сопровождалось ли оно непосредственным взломом или же он проделывал это заранее. В обоих случаях продолжительность существования коридора зависела исключительно от его намерений. Коридоры могли исчезать буквально за спиной и открываться на границе ауры – на жаргоне нигредо это называлось «идти буром».
