Вчера шел снег. Верхний, новый, еще не успевший слежаться, пушистый, он прикрыл наши следы. И его же сыплет на шапки редкими порывами ветра, стряхивая с могучих сосновых ветвей. Снежинки каким-то образом умудряются пробираться за шиворот и в рукава полушубка. Покалывают голую, ничем не защищенную кожу и тают, наполняя влагой шерстяное белье. Хочется вскочить, перемотать башлык, вытряхнуть из обшлагов колючих гостей. Ноги размять, в конце концов. Только нельзя. Нужно лежать и надеяться, что ветер не успеет перемениться до захода луны. И пара крепколапых лаек на веревке у сарая не сможет нас почуять.
Заколдованное место. Сегодня вновь девятнадцатое февраля, и там, в двух верстах к юго-востоку, Великий Сибирский тракт. Словно дорога из желтого кирпича в Стране Оз, на которой и случается все самое важное в волшебном королевстве, тракт – место главных событий, что случаются со мной в этом мире.
Два года. Всего два года назад я, милостью Господа нашего, впервые оказался на тракте. Не здесь. Далеко-далеко, верстах в семистах к западу. Но именно в этот день и все-таки на тракте. Два года всего, а кажется, будто всегда жил здесь – и, как бы это ни звучало фантастично, сейчас. Согласитесь, обнаружить себя в теле молодого, полного сил и энергии начальника Томской губернии за сто пятьдесят лет до того, как уже однажды умер, опять же будучи губернатором Томской области, иначе как чудом и не назовешь. Умер, провел бездну лет в… нечто таком, что при одном воспоминании вызывает дрожь во всем теле, – и опять жив.
Жить бы и радоваться, с солнцем по утрам здороваться, упиваться здоровьем и ветром. Так нет. Взвалил на себя Долг. Искупить решил все, что в той жизни успел сотворить. Вот и приходится теперь лежать в снегу, терпеть холод и оттирать время от времени иней с револьвера.
Меж корабельных сосен, наверняка каких-нибудь реликтовых или заповедных – раз пережили повальное увлечение строительством барж в приобских селах, – притулились две маленькие избушки и сбитый из жердей сарай. И пятачок вытоптанного места, половину которого заняли новенькие – еще светлые – сани. В другой части двора этого укромного хутора разлеглись, вытянув лапы, собаки. А в десяти саженях, прямо в сугробах с подветренной стороны – мы. Я и трое бородатых матерых казаков.
Одно за другим. Одно цеплялось за другое. События как взбесившаяся лошадь несли меня через снега и версты к этому затерянному в Кудряшовском бору хутору.
Все началось… Да нет, вовсе не в тот момент, когда на подворье теперь уже первогильдейского колыванского купца Кирюхи Кривцова, того самого, что единолично выстроил церковь в родном заштатном городке, ворвался на взмыленном коне посыльный.
