Записки, найденные в свинцовом пенале, извлечённом из трюма затонувшего судна «Левиафан» у побережья Ост-Индии (Предположительно, запись обрывается в 1792 году)
Обнаружено в 1948 году.
24 Сентября 1792 года. На борту судна Его Величества «Мермейд».
Наш капитан, достопочтенный мистер Уоррен, всегда отличался похвальной осторожностью, но даже его опытные руки не смогли совладать с тем бешенством океана. Мы шли по Атлантике, держа курс на юг, когда небеса буквально раскололись. Шторм, внезапный и свирепый, как удар из темноты. «Мермейд» не просто плыл; он, казалось, боролся с гравитацией, будучи игрушкой для сил, не имеющих названий в наших навигационных таблицах.
Три дня мы боролись с ним, теряя рангоут и людей. Паруса были разорваны в клочья, а сам корабль стонал, издавая звук, менее похожий на скрежет дерева и более – на истерзанный, живой организм. Атмосфера в трюме была густой от морской соли, страха и запаха мокрой шерсти. К счастью, наше избитое судно выдержало, но мы сами были выброшены невесть куда.
На рассвете четвёртого дня сквозь туман проступили силуэты. Не высокие горы, а скорее гигантские, рваные скалы, изъеденные солью и временем. Не обозначенный на картах, это был скалистый остров, о котором не слышали ни Уоррен, ни первый помощник. Его берег был неприветлив; он представлял собой не зелёную землю, а массив из тусклого, почти маслянистого черного камня, который казался сырым и холодным даже под редким солнечным светом. Мы бросили якорь в небольшой, удивительно глубокой бухте, отчаянно нуждаясь в пресной воде и ремонте. Остров был безмолвен и враждебен, словно гигантский, зазубренный зуб в пасти океана.
27 Сентября 1792 года.
Местные жители, дикари, но в их глазах нет хищной дикости. Они низкорослы, с кожей цвета меди и говорят на языке, отдалённо напоминающий португальский. Они встретили нас с удивлением, но без страха. Вождь, человек по имени Кива, предложил нам кров и провизию. Их поля – образцы порядка и эффективности, а коммунальная жизнь протекает тихо, почти монашески. Нас приняли как гостей.
Сегодня я сделал первую ужасающую запись в своих наблюдениях: этот народ, столь спокойный и трудолюбивый, живёт под тенью некоего древнего, всепоглощающего ужаса. Они поклоняются существу, которое называют Ур’Заллех. И это существо требует дань.
Раз в год – или, как я понял из их жестов, когда «Небо становится черным» – они отдают ему своих молодых, незамужних девушек. Не для искупления грехов, не для победы в войне. А просто потому, что
