Глубокий вдох.
Глубокий вдох – и воздух обжег горло сладковатой вонью гниющей плоти. Рэйн замер. Каждая мышца, изодранная в клочья, кричала свинцовой тяжестью, пригвождая к промозглой земле. Перед ним клубилось Нечто. Гора сплавленных тел, пульсирующая живым нарывом. Рука, торчащая из бока, все еще сжимала рукоять меча – пальцы закостенели в последнем усилии. Глаза на спине слезились желтой слизью, но один… один смотрел прямо на него. Знакомый. Плачущий. А рты… Десятки ртов. Одни скрежетали обломками зубов, другие выли долгой, безысходной нотой, третьи шептали, захлебываясь:
– Помоги…
– Убей…
– Не смог…
– Прости…
Рэйн рванулся назад – сапоги глухо хлюпнули в липкую, багровую от крови, грязь. Ноги не слушались. Руки дрожали, едва удерживая исполинский меч, на клинке которого тускло тлели руны. Глаза резало – то ли трупным ядом, то ли предательски навернувшимися слезами.
Чудовище наклонилось. Из грудной клетки, сплетенной из ребер и скрюченных пальцев, вырвался хрип, больше похожий на стон земли:
– Бооольно…
Тишина.
Густая, давящая.
«Нет! Не сдохну здесь! Не как они!»
Ярость, внезапная и обжигающая, хлестнула по жилам. Пальцы впились в рукоять до хруста костяшек.
«Хотя бы один удар! Хотя бы…»
Костяной коготь пронзил грудь раньше, чем глаз успел моргнуть.
Боль.
Белая, ослепляющая вспышка в висках.
– В-выкуси! – хрип вырвался вместе с кровью. Клинок все же вонзился в пульсирующую слабым светом сердцевину колосса. Но тьма уже накатывала волной, глуша сознание…
Рэйн захлебнулся, пытаясь вдохнуть – вместо воздуха в легкие хлынула теплая, липкая масса.
Тьма.
И в ней – яркая вспышка.
Деревня.
Запах хлеба и нагретой солнцем смолы…
Хиндел.
Деревня, где Рэйн Карзов впервые вдохнул холодный воздух Аркаса. Было это двадцать первого мората, в месяц завершения природного цикла, когда землю укрывает золото листвы. Поговаривали, будто рождённые в морат обречены стать добычей вечной Мортаринн. Год – восемьсот сорок второй от Эры Слияния, что началась, как гласят саги, грохотом сталкивающихся материков, родивших единый континент Аркас.
Отцом его был Нэд Карзов – человек, чье имя в Хинделе значило куда больше любого титула. Мастер, перекочевавший из самой Элурии, он принес в глушь не просто столичное умение, а частицу ее чуда.
Его кузня дышала привычным ритмом: звонкий лязг подков, шипение раскаленного железа в масле, гулкие удары молота по наковальне, рождавшие клинки, что пели в руках стражников, доспехи, что гнулись, но не ломались, и инструменты, служившие ремесленникам дольше их хозяев.
Эта работа кормила, вызывала уважение, но не она рождала шепот за спиной. Истинную славу, ту, что передавали из уст в уста, приглушив голос и оглянувшись, принесли Нэду иные заказы.
