Я выдвинула ящик кухонного стола, достала самый большой нож и задумчиво взвесила его в руке. Пожалуй, нет…
Взяла второй. Подлиннее, с зубчатым лезвием. Подержала в руках оба. Ну этот еще где-то как-то…
Я справлюсь. В конце концов, не в первый раз, да и заточка стали сейчас все-таки получше, чем в начале прошлого века, а ведь и тогда их резали. Ну-с, и где же ты у меня прячешься?
– И туган тел, и матур тел[1]… – патриотично замурлыкала я себе под нос, доставая из холодильника конский сервелат, подарок родственников из Казани.
Вкуснейшая штука! Но твердая, зараза, как палка. Обычно резать такие вещи я заставляла Алекса, но он еще не вернулся от шефа, поэтому возиться с нарезкой придется самой. Чайник уже вскипел, батон под бутерброды приготовила, осталась колбаса, и тут…
Входная дверь надсадно заскрипела, и в прихожую, как всегда без стука, ввалился толстый Профессор. Опустив мордочку вниз, он мрачно прошествовал ко мне и тяжело сел прямо на кафель, с трудом пристроив массивную задницу в угол между мусорным ведром и стенкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – у Пусика очередная депрессия.
– Отрезать тебе кончик? – заботливо предложила я.
Кот вздрогнул и впервые проявил эмоции – его глаза округлились до размера царских пятаков.
– Чего ты? – густо краснея, смутилась я. – Мама всегда отрезает кошкам кончик колбасы с веревочкой. Никто никогда не отказывался – и игрушка, и еда.
Кот демонстративно положил лапу на сердце. Дважды вдохнул и выдохнул, дабы дать мне возможность еще раз почувствовать себя садисткой и маньячкой. После чего наконец-то перешел к делу:
– Алиночка, нам надо серьезно поговорить.
– Валяй, – предложила я, с трудом напиливая сервелат неровными ломтиками.
– Может, ты отложишь всю эту кухонную ерунду и все-таки выслушаешь меня?
– Может быть. – Я, не оглядываясь, кинула ему кусок колбасы.
Пока агент 013 молча жевал, я успела разложить деликатес на тарелочке и помыть руки.
– Ну что там у тебя? Опять поссорился с Анхесенпой?
Кот посмотрел на меня как на ясновидящую, но ответил, только когда справился с колбасой, а она твердая.
– Я ухожу от нее. Сколько можно? Дети, дом, готовка, служба, уборка, стирка. Даже вынос лотков – все на мне! А ведь я уже не пылкий юноша. Я хотел написать книгу, получить Нобелевскую премию, насладиться фресками Новодевичьего монастыря…
