Амплитуда распада
Пролог: Скрежет тормозов и тишина
Скрежет. Виск. Тишина.
Пальцы Алексея Воронова сжались на краю стола, будто могли удержать рассыпавшуюся логику мира. Перед ним – монитор ЭЭГ. На нём – невозможное. На койке в центре реанимационного зала – мёртвая девушка.
Её звали Ирина. Молодая, двадцать три года. ДТП на пересечении Литейного. Черепно-мозговая, обе лобные доли в кашу. Приехали поздно. Он знал, что спасти её нельзя. Но кое-что другое… заставило его остаться.
Он не моргал. Мигал только курсор на экране.
– Это… артефакт? – пробормотал он, но сам не поверил.
Он давно привык к тому, что мозг – это электричество и биохимия. Привык к смерти. Привык к тишине в наушниках после остановки сердца. Но сейчас, спустя две минуты после прекращения пульса, сигнал продолжал поступать.
И не просто постсинусоидальные колебания. Не «сползание фазы». Не шорохи прибора.
А структура.
Логика.
Ритм, похожий на речь, но не речь. На музыку, но не музыку.
– Это… – Он протянул руку к клавише «запись». Нажал. Мягкий щелчок, как щелчок выключателя в комнате без света.
Он услышал голос Киры Сомовой за спиной:
– Что ты здесь ещё делаешь? Давно время твоего дежурства кончилось.
Он не повернулся. Он знал, как она будет выглядеть: усталая, раздражённая, с маской равнодушия. В клинике «Нейрон» все давно научились выключать эмоции.
– Посмотри. – Он кивнул на экран.
Сомова шагнула вперёд. Застыла. Она была опытна, цинична и жаждала открытий. Но её брови вздрогнули – на долю секунды. А потом – снова лицо учёного.
– Технический сбой, – сказала она. – Удали. Завтра переснимем протокол и всё.
– Это не сбой. Я проверил. Сигнал идёт с фронтальной зоны. После смерти.
– Алексей…
– Это не просто активность. Это структура, понимаешь? Сознательная. Как будто… – он замолчал, подбирая слово. – Как будто что-то ушло, но не исчезло.
– Мы не в философском кружке. – Она уже отвернулась. – Ночью мозги путают шум с откровением.
Но он уже не слышал. Он мысленно вернулся на сорок минут назад. Скрежет тормозов. Сирена. Тело на каталке.
И то, что она сказала, когда ещё могла шевелить губами:
«Он придёт… И ты его не узнаешь…»
Тогда он счёл это бредом. Сейчас – не мог.
Через трое суток. Архив.
Воронова не пустили в морг, но он всё равно пробрался в технический архив. Он перебрал десятки протоколов смерти. Никаких совпадений. До 2019 года – тишина. После – отдельные всплески. Все списаны на сбои.
Но он знал, что это не сбои.
Он видел узор.
Не смерть – а изгнание.
Не тишина – а переход.
Не конец – а переключение.
Он включил запись снова. Поверх графика начал чертить формулы.
