Мы боимся быть одинокими, но что по сути есть одиночество? Расстояние ли это, разделяющая нас пустота, непонимание? Что из этого в действительности делает нас одинокими? Почему нам необходим кто-то рядом? Почему мы так надеемся, что там, за всей этой темнотой, есть кто-то, кто улыбнется нам и помашет рукой?
Будто это было вчера: мокрый асфальт с размазанными по нему желтыми листьями, солнечные блики из луж, в которых отражалось солнце, вопиюще синее небо и тринадцатилетний я в полёте. Земное притяжение для всех было слабее в тринадцать лет, а я представлял, что перепрыгиваю не лужи, а марсианские кратеры, торопясь быть дома вовремя, чтобы увидеть по телевизору нечто крайне любопытное не только для меня, но и для всего человечества.
Моя мама, сколько я ее помню, была настроена скептически, ровным счетом, ко всему. Никогда не верила никому на слово, первым делом, для нее была проверка подлинности информации. Разумеется, и она была осведомлена о крайне любопытной телепередаче, которую должны были продемонстрировать сегодня и которую я спешу увидеть, но, по вине своей скептической натуры (или же чтобы меня просто позлить), делала вид, что понятия не имеет, о чем я так оживленно говорил.
Она встречала меня в тот день как ни в чем не бывало, как будто ничего не должно произойти, будто день был совершенно обычным. Мне казалось, что, помимо всего прочего, взрослых людей, очень трудно в принципе чем-то удивить, хотя сейчас, я, конечно, стал понимать почему. Но тогда, в тринадцать лет, я был неуёмен, мое воображение не давало мне покоя и его бороздили вдоль и поперёк фантазии о небесных телах и межзвездных кораблях в бесконечном космосе. Я рос на фильмах, книгах и играх про пришельцев. Я мечтал стать космонавтом, почувствовать невесомость, я верил, что мое место там, среди звезд, на просторах вселенной.
С порога я слышал ее голос: «Удивительно, неужели сегодня один из тех дней, когда ты не задержался по пути из школы домой?» Не сняв верхней одежды, я бросился к телевизору и включил его. Было самое время.
В течение последних нескольких месяцев вся мировая общественность находилась в странном напряженном и воодушевленном состоянии. Началось все с каких-то сущих шуток, колонок в желтой прессе и слухов, но за два месяца не осталось средств массовой информации, которые не затрагивали бы эту тему, через еще два месяца – сфер жизни, на которые это не повлияло бы. С развитием информационных технологий и ширящейся свободы доступа к этой информации, любое происшествие в нашем мире становилось общественным достоянием, все труднее стало хранить тайны, все больше у нас, людей, появлялось общего, все ближе друг к другу мы становились. Глобальная сеть стала чем-то вроде единой нейронной системы, непрерывно связывающей всех нас и объединяющей в один, переливающийся эмоциями и состояниями разум. Причиной всеобщего возбуждения же была новость о том, что, якобы, одной из мировых астрономических обсерваторий был получен некий радиосигнал и сигнал этот имел очевидно не естественное, не природное, если можно так выразиться, происхождение. Иными словами, сигнал, посланный кем-то, способным такой сигнал осознанно сформировать. Разумеется, подобные новости не принимаются на веру сразу же и всеми и обычно воспринимаются с иронией, но только до тех пор, пока не начнут набирать вес, меняя отношение к себе в умах людей. Из разных точек мира стали приходить вести, о случаях, схожих с этим и, обрастая подробностями, становились предметом весьма нешуточных обсуждений и споров, волнение нарастало и распространялось.
