Весь отряд пришел в движение и принялся доставать запасы золы из поясных мешочков. За деревьями виднелся слабеющий огонь лагеря вотяков. Седой подошёл к главному и еле слышно спросил у него:
– Чёрный, а ведь это не купчая стоянка, это, как пить дать, местные мужики. Торгаши бы остереглись одинокого дозорного выставлять. Да и что делать тут всего десятку купцов.
Капитан поднял глаза на старика и медленно кивнул, не переставая натирать золой лезвие:
– Ну и, бабуля? Тебе то какая разница? Куда скажу – туда и мечом маши, аки веником. На раздумья команды не было!
– Местность мне знакомая, у дикарей тут что-то типа святилища недалеко. Мы же не хотим жертвенник вотякский залиходеить?
Чёрный одной рукой схватил Седого за горло, смяв в кулаке пучок бороды, и подтянул его лицо к самому своему рту, так что смог бы укусить за нос, если бы того захотел.
– Я что хочу, то и обнесу. И твоё мнение мне не прошено! Если ты ссышься дебильных сказок про бессмертных воинов, то вали обратно на корабль. Но помяни моё слово, я тогда такого вояку, лучше в рабство продам на вёсла.
Вокруг них уже собрались остальные речные пираты. Кто-то зашептал о страшных проклятиях за нападения на святыни местных. Чёрный прорычал, не повышая голос:
– У, какие кретины вы. Я ж уже говаривал, что идём мы за златом! Вот оно и почти уже ваше, знай только загребай. Сразу за этой стоянкой храм и стоит, куда вотяки тащат подношения. И мы его или берём, или возвращаемся на корабль и плывём на юг, воевать с булгарами.
Воевать никто не хотел. Потому они в Хлынове и остались, что не желали связываться с ханскими войсками, а лишь хотели грабить, да купцов губить, что по Вятке уходили на восток. Видя, что возражений ни у кого не появилось, главный, молча, пальцем указал на лук Морды, а затем на огонь за деревьями.
Кама́й лежал у трескучего костра и глядел в небо. Вождь сказал, что сегодня ночью на них нападут. Ядыга́р никогда не ошибается, а значит скоро быть битве. Им было велено лежать и ждать, а значит, он будет делать то, что должно. С детства Кама́й обучен неподвижно лежать на земле и ждать своего момента. Удивительно, то, что раньше было необходимо лишь для охоты, нынче требуется для сражений. Он не боялся битвы, он боялся за своего сына, которого выставили в дозор. Вождь требовал ставить в дозорные этой ночью юнцов по одному, чтобы не спугнуть нападающих. "Нужно выглядеть слабым, а не быть таковым". Младший из его сыновей, последний, кто остался в живых, сейчас может стать первым, кто примет на себя удар.
Только воин подумал об этом, как раздался звук стрелы, пробивающей тело. "Лишь бы не насмерть!" – пронеслось в голове у Кама́я, пока он, срывая с себя шкуру, которой укрывал доспех, вскакивал на ноги. Схватив топор, он увидел соплеменников, которые уже тоже были на ногах, готовые к бою, и хватали оружие, только и ждущее своего часа. С западного входа раздавался хрип сына Кама́я. "Раз еще хрипит – надежда ещё есть! Нужно делать всё быстро! Тогда вождь ему поможет!". В проход частокола уже забежал человек в чёрных одеждах с мечом и лицом, измазанными сажей. Его догоняли еще около десяти воинов. Хоть они явно не ожидали сколько-нибудь организованной защиты и даже не взяли в бой щиты, но всё равно были готовы завязать потасовку! Из леса прилетела еще одна стрела и попала в дерево прямо у головы Кама́я.